Думай, как Эйнштейн

По-настоящему великие прорывы в нашем постижении Природы генерируются способом, диаметрально противоположным индукции. Интуитивное понимание сути огромного числа фактов приводит ученого к постулированию гипотетического основного закона или законов. Из которых, в свою очередь, он и выводит новые умозаключения.

Не стоит считать, будто сам Эйнштейн не ценил индуктивное умозаключение – как способ прибытия к генеральным принципам путем размышления над фактами, собранными экспериментальным путем. На самом деле, он ясно осознавал, что все ученые в большей или меньшей степени перемешивают индуктивный и дедуктивный методы. Сам же он строил свои гипотезы вокруг фиксированных точек смысла, чья фиксация подтверждена экспериментальным путем. Эйнштейн восторгался тем, как индуктивный метод позволял разрозненным фактам «проходить отбор и группироваться друг с другом так, чтобы связывающие их законы стали максимально ясны». Тогда эти законы дарили возможность формулировать все более и более общие законы – «до тех пор, пока не была учреждена более-менее универсальная система для доступных разрозненных фактов».

Таким образом, он вовсе не брал свои гениальные теории «из пустоты» – в его мыслительном процессе обязательно присутствовало и некое эмпирическое измерение. Однако запускал он этот процесс в направлениях, невидимых для других наблюдателей, и его интуиция толкала его вперед – к умозаключениям, которых ранее никто и представить не мог. И такой подход, несомненно, оправдывал себя на все сто. Он вовсе не упирался в Общую теорию относительности всякий раз, когда садился за стол; иначе бы его интуиция бесконечно заходила в тупик. Но для того, чтобы сделать свою жизнь исключительной, достаточно и одного великого открытия. Эйнштейну же по праву принадлежит куда большее их число.

Долгие споры велись вокруг того, насколько повлиял на сознание Эйнштейна опыт, известный как «эксперимент Майкельсона – Морли»[4], когда он формулировал свою Специальную теорию относительности. Вопрос этот до сих пор не закрыт окончательно, однако случайный комментарий, сделанный им по поводу эксперимента, прекрасно иллюстрирует его веру в старое доброе чутьё: «Лично я был абсолютно убежден в справедливости своих принципов еще до того, как узнал об этом эксперименте и его результатах».

В современном употреблении интуиция может предлагать нечто вроде догадки, вызванной озарением или вдохновением. «Шестое чувство», которое вдруг срабатывает, хотя источник его остается неясен. Эйнштейн, впрочем, не рассматривал это в подобном ключе. Согласно его пониманию, интуиция пользуется источниками, которые могут быть не сразу ясны, но источники эти – органичное порождение прежних знаний и мыслей, собравшихся наконец воедино. В 1949 году он написал доктору Х.Л. Гордону: «Любая новая идея приходит неожиданно и в большой степени интуитивно. Но интуиция – это не что иное, как выброс интеллектуального опыта, накопленного до сих пор». Таким образом, интуиция – вовсе не молния, вдруг озаряющая мозг великого гения, как мы любим себе это представлять, но осознанный философский подход к процессу собственного мышления.

Гляди на мир иначе

Воображение куда важнее знания. Знание ограничено. Воображение охватывает весь мир.

Альберт Эйнштейн, 1929

Наряду с доверием к интуиции, Эйнштейна толкала вперед и несокрушимая вера в силу воображения. Именно она помогала ученому брать привычные знания и реконструировать их на свой, совершенно оригинальный манер. Его воображения (равно как и смелости выпускать этого джинна из бутылки) хватало на то, чтобы видеть мир совершенно не так, как это видел кто-либо до него. Как однажды заметил нобелевский лауреат по физике Артур Комптон: «Эйнштейн велик потому, что показал наш мир в более истинной перспективе и помог нам понять чуть яснее, как мы связаны с окружающей нас Вселенной».

Кроме того, он обладал всеми необходимыми навыками, чтобы донести свое уникальное мировоззрение до других. Хотя работы Эйнштейна неизбежно таят в себе некоторые сложности для восприятия, любому читателю с умеренно широким кругозором всегда будет несложно отследить, как именно этот гений реформировал вековые пласты научной мудрости.