Думай, как Эйнштейн

Впервые Эйнштейн был номинирован на Нобелевскую премию в далеком 1910-м – его имя выдвинул Вильгельм Оствальд, профессор Лейпцигского университета, ставший лауреатом за год до того. Номинация эта была для Эйнштейна очень лестной – ведь еще десятью годами ранее Оствальд отклонил прошение Эйнштейна о работе (к чести профессора, тот признал, что слишком поторопился с оценкой способностей молодого ученого). С тех пор минуло двенадцать лет, и Нобелевский комитет просто не смог игнорировать человека, который стал известнейшим из всех живых ученых земли. Французский физик Марсель Бриллюэн, голосуя за Эйнштейна в 1922 году, написал: «Представьте себе на мгновение, что скажут через пятьдесят лет, если имени Эйнштейна не окажется в списке лауреатов Нобелевской премии». Осознав, что непризнание кандидатуры Эйнштейна может негативно сказаться на репутации самой премии, члены комитета решили найти какой-нибудь компромисс.

Ловкий выход из надвигающегося тупика придумал шведский физик Карл Вильгельм Озеен, ставший членом комитета в том же 1922 году. Поскольку те, кто возражал против награждения Эйнштейна, скептически относили к теории относительности, Озеен предложил вычеркнуть ее из списка признаваемых заслуг – и официально наградить Эйнштейна «за открытие закона фотоэффекта… и за другие работы в области теоретической физики». В результате Эйнштейн получил премию вовсе не за теорию относительности, а за свою первую работу 1905 года, «Эвристическую точку зрения касательно генерации и трансформации света».

В самом этом факте заключалась особая ирония, поскольку своей теорией фотоэффекта Эйнштейн был во многом обязан Филиппу Ленарду, также нобелевскому лауреату – и чуть ли не самому яростному из противников награждения Эйнштейна. Его позиция в большой степени базировалась на антисемитизме и сводилась к постоянному принижению заслуг Эйнштейна и проклятию того, что он называл «жидовской физикой». После награждения Эйнштейна в 1922 году Нобелевский комитет получил единственное письмо протеста, чьим автором и являлся Филипп Ленард.

Пройдя через все перипетии присуждения премии, Эйнштейн невыносимо устал. На церемонию своего награждения он не явился, так как в это время путешествовал по Японии. Но, к его чести, все-таки выполнил обещание, которое дал накануне развода, – и перевел на банковский счет своей бывшей жены Милевы сумму в 121 572 шведские кроны. Деньги эти она вложила в недвижимость, купив три дома в Цюрихе.

Плыви против течения

Что действительно ценно в суете нашей жизни… – так это эмоциональный творческий индивидуум, личность – тот, кто творит великое и благородное, пока толпа как таковая остается тупой в мыслях и бесчувственной в душе.

Альберт Эйнштейн, 1930

Характерной особенностью жизни Эйнштейна являлось то, что он редко испытывал тягу к широкому общественному признанию и, по большому счету, держался от людей в стороне. Чаще всего ему было гораздо комфортнее оставаться аутсайдером, что лишь дополняло его готовность следовать во всех направлениях только своим инстинктам, выступая против любого консенсуса. В 1953 году, оглядываясь на прожитое, он назвал себя «безнадежным нон-конформистом».

Эта особенность проявлялась в нем с самых ранних лет. Учителям в гимназии и профессорам в университете он доставлял сплошные неприятности, то и дело нарушая правила формального обучения. Его внутренняя убежденность в превосходстве личности над социумом приводила его к постоянным конфликтам с любыми официальными учреждениями – учебными или политическими, государственными или религиозными.

Свою профессиональную карьеру он построил, бесстрашно игнорируя традиционные научные представления. И даже в личной жизни для долгих отношений выбирал себе тех, кто, в отличие от большинства, не относился к нему с придыханием. Невольно вспоминается диалог из фильма «Дикарь» (1953): когда героя Марлона Брандо спросили: «Эй, Джонни, против чего вы бунтуете?», он ответил: «А что у вас есть предложить?»

Тем не менее он сдерживался в стремлении идти своим путем, соглашаясь отступить или перенаправить свой шаг, если подозревал, что ошибся. В его действиях вовсе не было осознанной цели подорвать ортодоксальные взгляды. Он просто следовал за доказательствами, полученными в результате своих размышлений, куда бы те ни вели его – не важно, принимает их общество или нет. Если новое доказательство предполагало, что ему нужно сменить ту или иную логическую установку, он делал это без колебаний. В таком подходе не было лицемерия. В конце концов, он был просто ученый и не находил ничего зазорного в том, чтобы направлять свои мысли туда, куда призывают факты.