Думай, как Эйнштейн

Однако уже летом 1939 года, после начала Второй мировой войны, к нему приехал давний коллега из Венгрии, Лео Силард. В последнее время Лео работал над распадом урана и обнаружил, что этот элемент может быть использован в создании оружия неописуемо разрушительной силы. Больше всего он опасался, что Германия может начать масштабную закупку урана в Бельгийском Конго, и надеялся, что Эйнштейн сможет воспрепятствовать этому, предупредив об этом королеву Бельгии. Однако по зрелому размышлению они решили, что будет уместнее послать предупредительное письмо президенту США Франклину Рузвельту. Письмо, датированное 2 августа 1939 года, составленное Силардом и подписанное Эйнштейном, начиналось так:

Сэр!

Некоторые недавние работы Ферми и Силарда, которые были сообщены мне в рукописи, заставляют меня ожидать, что уран может быть в ближайшем будущем превращен в новый и важный источник энергии. Некоторые аспекты возникшей ситуации, по-видимому, требуют бдительности и при необходимости быстрых действий со стороны правительства.

Предупредив об опасности появления «исключительно мощных бомб нового типа», они продолжали:

Ввиду этого не сочтёте ли Вы желательным установление постоянного контакта между правительством и группой физиков, исследующих в Америке проблемы цепной реакции.

Главная «цепная реакция» этим письмом была установлена. Администрация Рузвельта, изрядно озадачившись, вступила с Эйнштейном в переписку – и в конце 1941-го запустила Манхэттенский проект. Под руководством Джулиуса Оппенгеймера он увенчался созданием атомной бомбы, которую использовали дважды в конце Второй мировой войны.

Сам Эйнштейн в этом никак не участвовал, если не считать нескольких вторичных исследований, учтенных в ходе разработки. Более того – о существовании самого проекта его даже официально не известили: директор ФБР Джон Гувер представил правительству США крайне туманный доклад, в котором Эйнштейн фактически отстранялся от участия в работе из соображений национальной безопасности. Но даже если бы его пригласили – вряд ли он согласился бы участвовать в том, что настолько противоречило его жизненным принципам. «Связь моей научной работы с атомной бомбой весьма и весьма отдаленная», – уверял он сына Ганса Альберта в письме 1945 года.

Однако уже в 1944-м он знал, что бомба вот-вот будет создана. В полном убеждении, что власти теряют контроль над ситуацией, он с новой силой начал пропагандировать свою идею о создании мирового правительства и призывать своих коллег к участию в кампании по международному контролю над вооружениями. В 1945 году, когда его секретарша Элен Дюкас сообщила ему, что США сбросили бомбу на Хиросиму, он произнес в ответ лишь одно: «Господи боже…» Вторая бомба испепелила Нагасаки несколько дней спустя.

На эту трагедию Эйнштейн отреагировал мгновенно – уже в ближайшие дни мир услышал его призыв к международному сплочению против новой опасности, грозящей всему человечеству. В конце того же года на очередном нобелевском юбилее в нью-йоркском отеле «Астория» он произнес едва ли не величайшую в своей жизни речь. В ней он провел параллель между учеными, создавшими атомную бомбу, и Альфредом Нобелем, который учредил свою знаменитую премию в попытке очистить совесть после изобретения динамита. И в крайне мрачных тонах описал тот хрупкий баланс, в который загоняет себя человечество:

Выиграна война, но не мир. Великие державы, объединявшиеся в сражении, по-разному пытаются обустроиться в мирное время. Они обещали освободить планету от страха – но в действительности страх только вырос по окончании этой войны.