Одной из главных жертв разбирательства стал Бэкон. Его обвинили в получении огромных взяток. Бэкон все отрицал, но, когда свидетельства перевесили, признал вину с оговоркой, что он помогал обходить законы только в тех делах, которые «шли исключительно во благо стране и лично королю». Как ни странно, это утверждение было недалеко от истины. В те годы Англия жила по архаичному средневековому законодательству; Бэкон помогал предпринимателям с получением разрешений на строительство новых фабрик и расчистку полей для обустройства ферм – не без пользы для себя, разумеется. В те времена крупных взяточников без особых церемоний отправляли на костер или четвертовали. Но Бэкон был столь крупной и влиятельной фигурой, что его просто сняли с должности, наложили штраф и отправили под домашний арест. Окончательный вердикт короля и парламента я и привез в виде гербовой бумаги с указом.
Проводив меня в свой дом, скорее похожий на небольшой, но уютный и обставленный со вкусом дворец, хозяин дал указание слугам принести нам горячий пунш – в те времена для знати его делали на основе крепкого темного эля с добавлением гвоздики и других весьма дорогих пряностей. Пунш мне понравился: он был обжигающим, немного переперченным, по вкусу отдаленно напоминал современный глинтвейн, но крепче, с характерным сильным ароматом и привкусом ячменного солода. Бэкон нарочито не торопился выслушать свой приговор, словно был выше этого. Сделав несколько глотков, он предложил мне присесть на диван, а сам занял место напротив, в широком дубовом кресле. Он начал разговор, спросив о последних назначениях во власти. Лишь спустя некоторое время мы перешли к главной теме.
– Король решил помиловать вас. Вам сохранят даже титул барона, хотя многие ваши недруги в парламенте были категорически против такой милости. Все оставшиеся после уплаты штрафа деньги также остаются в вашем распоряжении. Наконец, вы вправе беспрепятственно посещать любые заведения в Лондоне и по всей стране, общаться с кем сочтете нужным и вести любые угодные вам виды деятельности.
Бэкон, за минуту до этого все же выдавший волнение неестественной бледностью лица, с облегчением выдохнул. Впрочем, он тут же взял себя в руки и сделал вид, что ничего иного, разумеется, и не ждал. Затем словно мимоходом, из чистого любопытства, уточнил:
– То есть, фактически, я могу вести прежнюю жизнь?
– Не совсем. Первое, чего вы лишаетесь – это право занимать государственные посты. Во-вторых, король больше не будет давать вам личные аудиенции. В крайнем случае вы сможете передавать ему письменные послания через слуг, и король, вероятно, примет их во внимание.
На лице барона, осознавшего, что без изрядной степени опалы все же не обходится, проскользнуло разочарование. Сказанное означало, что, хотя физически ему не грозило ничего, тем не менее, в свете он становился персоной нон грата. Посещать клубы и приемы ему, конечно, формально дозволялось, но он осознавал, что там его ждут одни насмешки и сплетни. И снова Бэкон изо всех сил постарался взять себя в руки, хотя его глубокий, натренированный многочисленными речами в парламенте голос то и дело срывался.
– Ну что ж. Следует признать, что король справедлив, и его приговор пойдет всем только на пользу. Я надеялся, что меня полностью оправдают. Но надежда, увы, хороший завтрак, но плохой ужин. Моя жизнь не будет прежней. Пусть так. На сей случай у меня тоже есть план.
Я спросил, в чем заключается этот план.
– Страница моей жизни, связанная с политикой, перевернута. Теперь я полностью могу посвятить себя науке и философии, которые занимают меня ничуть не менее государственных дел.
– И вы не станете мстить вашим врагам? Бэкингему, например? Не зря же о нем судачат на каждом углу, что мужчинами он увлекается даже больше, чем набиванием своего кошелька. Вот такой у старой доброй Англии теперь мужественный герой и образец для всеобщего подражания.
– Месть – самая сильная страсть человека после любви. Но я не буду мстить из уважения к королю. В Писании сказано, что мы должны прощать врагов наших, но там нет ни слова о том, что мы обязаны прощать наших друзей. Оттого я благодарен ему за прощение вдвойне. Я не намерен даже в узком кругу иронизировать на тему его молодого фаворита. Насмешки и сарказм никому еще не снискали вражеского расположения, зато многих лишили друзей.
– Это благородно. Если не возражаете, расскажите мне, какие именно науки вас привлекают?
– Наука не столько привлекает меня, сколько служит поводом для сильных разочарований.
– Что вы имеете в виду?