Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном

– В Европе науки как масштабной, организованной сферы человеческой деятельности до сих пор не существует. Многие со мной бы поспорили, но я, прочитав сотни научных работ, в этом абсолютно уверен. Почти все так называемые ученые сейчас посвящают себя одному из двух, равно бесплодных, на мой взгляд, занятий. Первые до бесконечности штудируют работы древних греков. Столкнувшись с проблемой, они вместо того, чтобы самим как следует изучить ее, читают ветхие манускрипты – а что на эту тему писал Аристотель? Словно Аристотель знает все, чего, разумеется, не может быть. Вторые – схоласты, которые ищут открытия только в священном Писании. Однако за полторы тысячи лет в Библии не появилось ничего нового.

– А вы разве не верите в Бога, Творца нашего мира и всего сущего?

Бэкон посмотрел на меня с удивлением, словно вопрос был глуп или неуместен.

– Разумеется, верю. Как же иначе. Нет ничего глупее и опаснее воинствующего атеизма. Это та же религия, но чаще всего ей следуют либо несчастные, разочаровавшиеся в жизни люди, либо негодяи. Кроме того, я не представляю себе общества без веры в Бога. Атеизм – это тонкий лед, по которому еще может аккуратно пройти один человек, но целое множество людей, ступив на него, неизбежно провалится в бездну.

– Тогда почему вы отвергаете схоластов?

– Против них я ничего не имею. Фому Аквинского я читаю с удовольствием. Проблема в том, что ни схоласты, ни знатоки трудов Аристотеля не приближают нас к пониманию скрытых механизмов природы. Знаменитый спор схоластов о том, какое количество ангелов может уместиться на кончике иглы, кажется мне пустым. Такие споры не могут решать настоящие, насущные проблемы.

Только сейчас я обратил внимание на изречение, крупными буквами начертанное на стене высоко над головой барона: «Scientia potential est», «Знание – сила» на латыни. Слово «знание» могло переводиться и как «наука». Бэкон продолжил:

– Я горячий сторонник веры. Однако богословские штудии не стоит смешивать с наукой естественной. Это совершенно разные вещи. Две отдельные, никак не пересекающиеся части одного великого целого – Вселенной. Господь сотворил мир неким образом и с неким смыслом. И о том, и о другом мы можем только догадываться, либо полностью полагаться на Писание. Теология, таким образом – это смесь истории (в части, где она описывает события прошлого) и метафизики – рассуждений о непознаваемом. Хорошая весть в том, что Господь, как сказано в Библии, сотворил человека по своему образу и подобию. Значит, и человеческий разум – отблеск божественного, и прямая обязанность человека перед Богом – оттачивать свой ум и с Его помощью настойчиво и по мере возможности все более глубоко постигать окружающий его мир.

– По поводу разделения науки и теологии мне понятно. А чем вам досадил Аристотель?

– Точто так же – совершенно ничем. Однако сейчас, по прошествии почти двух тысяч лет, считать его единственным авторитетом во всех вопросах сразу – затея сродни поклонению идолу. В древней Греции наука переживала свое детство. В Средние века в Европе она просто замерла, чтоб не сказать исчезла. Но уже в ближайшие десятилетия люди неизбежно увидят молодость, расцвет и зрелость науки. Новые знания преобразят наш мир, ибо в знании – сила.

– Почему наука не может быстро развиваться прямо сейчас?

– Причин множество. Начну, пожалуй, с проблемы отношения людей к ученым. Не секрет, что обычные люди считают их чудаками и неудачниками, странными во всех смыслах. Они живут порою впроголодь, не пытаются стяжать богатства, добиться высоких должностей. Стоит признать, что сами ученые тоже вносят в это предубеждение свою лепту – зачастую это замкнутые люди, необщительные, равнодушные даже к проблемам родных.

– Как это изменить?

– Начать следует с того, что само общество должно признать значимость науки и трудов ученых для улучшения жизни. Великое возрождение наук – вот лучшая идея для любого народа. Я убежден, что совсем скоро наступят времена, когда люди станут с большей охотой обсуждать научные открытия, чем без конца перемывать кости графам и маркизам, как происходит сейчас.

Трудно было удержаться и не возразить барону, памятуя о том, сколько подписчиков сегодня имеют даже самые исключительные ученые и сколько – даже средней руки знаменитости. Со времен Бэкона в этом смысле мало что изменилось. Но я, разумеется, промолчал.

– Так вот, государям и парламентам следует больше денег выделять на развитие знаний, чем на придворную роскошь. Другая проблема в том, что ученые сильно разобщены. У многих весь круг общения – коллеги по кафедре, а у иных нет и этого, потому что они работают в одиночку. Необходимо создавать им возможности для встреч, обмена опытом. Торговцы, например, давно уже это поняли и регулярно съезжаются на всевозможные ярмарки. Но почему не существует таких же всеобщих ярмарок знаний?

– Наверное, их время еще не пришло.

– Поэтому свои оставшиеся дни я посвящу созданию науки будущего. Опишу, какой она должна быть, чтобы помочь всем людям на свете достичь процветания.