Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном

– Да такие вот. Совсем стыда не имеют. Не уважают ни горожан, ни традиции, ни порядки. Презирают богов. Говорят, на своих оргиях эти нечестивцы даже открыто насмехаются над ними! Много сейчас развелось лже-философов и проповедников. Время такое, будь оно неладно. Но те хотя бы просто болтают языком на площадях и в тавернах, одурачивая разных бездельников, и поделом. А этот самый Эпикур явился откуда-то из Самоса. Дыра, наверное, жуткая. И мать его была колдуньей. Он учился в Лицее у Аристотеля, но, когда того выгнали из Афин, забросил учебу. И ладно бы уехал домой или работу какую полезную себе нашел. Но он завел себе учеников и с ними купил кусок хорошей земли с садом – вон там, в той стороне. Отгородились от людей стенами, назвали себя школой, но не учатся, а без конца развлекаются. Днем громко что-то декламируют. А вечером, когда уже темно, и все порядочные люди ложатся спать – поют, играют, пляшут, хохочут. Приличный народ от этого дурного места шарахается. И ладно бы там у него были только мужчины, это еще куда ни шло. Нет, там живут и девушки, и рабы, и они там все вместе развлекаются! Представляю, какие гадости и непотребства у них творятся. Куда только смотрят власти!

– А вы там сами бывали, видели своими глазами эти непотребства?

– Вот еще. Я достойная женщина, у меня муж, дети. Что обо мне подумают, сунь я к ним нос хотя бы на полчаса?

– А туда посторонних пускают?

– Ну, дверь-то свою они ни днем, ни ночью не запирают. Но люди серьезные стараются обходить этот сад стороной. А вот молодежь – наоборот, постоянно просит этого самого Эпикура, будь он неладен, принять их жить в общину. Говорят, это стоит немалых денег. Вот ваш сыр.

Я взял несколько кусков разных видов, один аппетитнее другого, и, еще более заинтригованный, покатил тележку дальше, в сторону северных городских ворот, рядом с которыми располагался «вертеп разврата».

Я подошел ко входу под каменной аркой. К нему вела длинная аллея, благоухающая распустившимися розовыми, красными и желтыми цветами. Дверь под аркой, украшенная по краям тонкой резьбой, была приоткрыта. На подставке рядом стоял кувшин с водой и лежала хлебная лепешка. Я не удержался, отломил кусочек, и затем отпил из кувшина. Хлеб был простым, из обычной муки, но очень свежим и вкусным. Чистейшая прохладная родниковая вода хорошо освежала.

На двери красовалась табличка с надписью: «Гость, войди! Тебе здесь будет хорошо. Здесь удовольствие – высшее благо».

Зайдя внутрь, я увидел уютный ухоженный парк. Кое-где выделялись небольшие клумбы цветов и декоративных растений, были также и деревья с пышными кронами, в которых виднелись плоды. И все же это был не сад, а скорее, загородный поселок, коммуна, с центральным зданием с широкой верандой и симпатичными деревянными домиками вокруг. Общую площадь «сада», огороженного невысокими каменными стенами (служившими защитой не от воров, а от любопытных глаз) я оценил гектара в два. Время было предвечернее, солнце не палило, а в воздухе после небольшого дождя ощущался чудесный запах свежести, влаги и травы.

Меня заметили почти сразу. Ко мне подошла красивая темноволосая девушка лет двадцати, с цветком в волосах, в легком платье и изящных сандалиях, приветливая и улыбчивая. Она поблагодарила за деликатесы, аккуратно попробовала пальчиком на твердость разные виды сыра и предложила присоединиться к их компании.

На веранде я насчитал человек двенадцать, плюс, как я понял, еще какие-то участники коммуны в данный момент находились по делам в городе. В основном это были молодые люди. Помимо встретившей меня были еще две женщины, возрастом чуть постарше. Они приносили блюда из кухни, расставляя их на ковре с тонкой вышивкой, лежавшем на полу и служившем скатертью. Вокруг были разбросаны подушки, набитые овечьей шерстью, на которых во время еды было удобно сидеть или возлежать, по древнегреческому обычаю.

Никто не спросил меня, кто я и откуда. Даже называть мое имя было, кажется, необязательно. Среди молодых мужчин, как я позже узнал, были и дети афинских богачей, и отпрыски бедноты и даже один раб, которого хозяин за какие-то заслуги отпустил пожить здесь, заплатив за него взнос. Каждый перед тем, как занять место у «стола», старался побыстрее окончить свое занятие: кто-то писал на папирусе, кто-то мастерил или рисовал, двое юношей занимались гимнастикой. Когда все расселись, сама собой потекла увлеченная непринужденная беседа – с анекдотами, философскими спорами, милой бытовой болтовней. Все улыбались, при случае одобрительно похлопывали соседа по плечу и аплодировали удачным шуткам. Окончив трапезу, я спросил соседа, могу ли я поговорить с хозяином «сада». Тот ответил, что это вполне возможно и мне надо лишь дождаться, когда он вернется со своей привычной трехчасовой прогулки по окрестностям Афин.