Кажется, я понимаю, почему Джейк расстроился. Он же снял с меня рубашку. Мы собирались заняться сексом. Мы могли бы. Он чувствовал себя уязвимым. От уязвимости мы теряем способность мыслить здраво. Но это ведь я была без рубашки. И я просто хотела уехать. Прочь отсюда. Вот что мы должны были сделать.
Джейк кого-то увидел. Если бы я заметила мужчину, который смотрел на нас через школьное окно, когда мы были в таком положении, независимо от того, что он делал, возможно, я бы тоже вышла из себя. Особенно если этот парень выглядел странно. Я бы точно перепугалась.
Кто он?
Ночной работник? Уборщик, как предположил Джейк? Единственное логичное предположение, но почему-то кажется старомодным.
Что за работа, ночной сторож. На посту, в полном одиночестве, ночь за ночью. И особенно эта школа. В сельской местности, вокруг ничего нет. Впрочем, может, ему так нравится, он не против одиночества. Может приводить школу в порядок в том темпе, в каком захочет. Может просто делать свою работу. Никто не скажет ему, как и когда ею заниматься. Главное, чтобы он справлялся. Вот как надо работать. За все эти годы он выработал привычки и может все делать, даже не задумываясь. Даже если бы вокруг были люди, никто не обратил бы внимания на сторожа.
Такая работа мне бы понравилась. Не в смысле мытья и подметания. Но в смысле уединения, одиночества. Он не спит всю ночь, но ему не надо иметь дело с учениками, видеть, какие они безалаберные, небрежные, неряшливые, грязные. Но ему об этом известно лучше, чем остальным, ведь именно он устраняет последствия. Он и никто другой.
Если бы я могла работать одна, предпочла бы что-то в этом духе. Почти уверена в таком решении. Никаких светских бесед, никаких обсуждений планов на будущее. Никто не склоняется над столом, чтобы задавать вопросы. Ты просто делаешь свою работу. Если бы я могла работать одна и все еще жила одна, все было бы проще. Все было бы немного естественнее.
Вместе с тем, проводить в одиночестве всю ночь, да еще в таком большом здании… Жуткая работа. Я оглядываюсь на школу: она темная и тихая, как и машина внутри.
Единственная книга, которую подарил мне Джейк – это случилось примерно через неделю после нашей встречи, – называется «Пропащий». Это немецкий автор, некто Бернхард. Он уже умер, и я не знала о книге, пока не получила ее от Джейка. На форзаце он написал: «Еще одна печальная история».
Вся книга – это монолог из одного абзаца. Джейк подчеркнул один раздел. «Существовать ведь значит не что иное, как отчаиваться… мы не существуем, нами существуют»[9]
. Я все думала о том, что это значит, после того как прочла. Еще одна печальная история.Я слышу резкий металлический лязг откуда-то справа от меня, из школы. Он меня пугает. Поворачиваюсь на звук. Ничего, кроме кружащегося снега. Никаких признаков движения или света, кроме желтого прожектора. Я жду другого звука, но его нет.
Кто-то пошевелился за окном? Не могу сказать. Я определенно что-то слышала. Уверена, что слышала.
Снег повсюду. Трудно разглядеть дорогу, по которой мы приехали. А ведь она всего в пятидесяти ярдах или около того. Здесь очень холодно. Я инстинктивно подношу руку к вентиляционному отверстию. Джейк выключил мотор. Ключи забрал с собой. Он сделал это, не задумываясь.
Еще один громкий лязг. И еще. Сердце бьется тяжело и быстро. Я поворачиваюсь и снова смотрю в окно. Я больше не хочу смотреть. Мне это не нравится. Я хочу уехать. Я действительно хочу уехать прямо сейчас. Я хочу, чтобы это закончилось. Где Джейк? Что он делает? Как долго его нет? Где мы находимся?
Я из тех, кто проводит много времени в одиночестве. Я дорожу своим одиночеством. Джейк считает, что я слишком много времени провожу одна. Возможно, он прав. Но сейчас я не хочу оставаться одна. Только не здесь. Как мы с Джейком говорили по дороге, контекст – это самое главное.
В четвертый раз раздается лязг. Громче всех прежних. Он определенно идет изнутри школы. Как глупо. Это Джейк должен пойти на работу утром, а не я. Я могу и поспать. Почему я согласилась на это? Мне не следовало ехать с ним. Я должна была все закончить давным-давно. Как я здесь оказалась? Мне не следовало соглашаться, не надо было ехать к его родителям, в дом, где он вырос. Это было неправильно. Но я поддалась любопытству. Я должна сидеть у себя в квартире, читать или спать. Момент был неподходящий. Сейчас я должна быть в постели. Я знала Джейка и понимала, что мы долго не протянем. Знала. С самого начала. И теперь сижу в этой дурацкой, замерзшей машине. Открываю дверь. Снова врывается холод.
– ДЖЕЕЕЕЕЙК!
Нет ответа. Сколько времени прошло? Десять минут? Больше? Разве он уже не должен был вернуться? Все случилось так быстро. Он, как одержимый, хотел разобраться с тем мужчиной. Но зачем? Высказаться, наорать, подраться… или что? В чем смысл?
Как будто Джейк расстроился из-за чего-то другого, не известного мне. Может, стоит пойти и поискать его. Я не могу вечно сидеть в машине и ждать. Он велел остаться здесь. Это было последнее, что он сказал.