Думать не будем пока ни о чем (СИ)

Йени дергается: раз, второй, третий. Живот втянут до предела, мы оба рвано дышим, но она все-таки срывается в длинный стон, запрокидывает голову, скребет пальцами по моей голове.

Больно — ну и хуй с ним.

Клитор дрожит у меня на языке, малышка дрожит надо мной, хнычет и выдыхает, в конце концов падая сверху.

Вся абсолютно голая в руки полностью одетому мне.

Волосы растрепаны, закрывают лицо, но я чувствую кончики пальцев на своих щеках.

Выдох, короткий неестественный смешок.

Поцелуй — глубокий и жадный.

Язык, слизывающий влагу с моих губ.

Ноги, переплетенные с моими.

Грудь под моей ладонью.

И частые хаотичные удары сердца.

Мы перебираемся в постель только через полчаса. Хоть неудобно и жестко, но валяемся на ступеньках, прижимаясь друг к другу, и даже на разговоры нет сил. Только приятная тишина и мое не очень приятное возбуждение, которое до сих пор упирается в молнию джинсов. Пару раз, когда Очкарик пыталась опустить ладонь мне на ширинку, я успевал ее остановить.

И сейчас, когда голым забираюсь к ней в постель, снова пробует «сделать что-то мне в ответ». На этот раз прижимаю запястье к матрасу, перекатываюсь сверху, чтобы лежала подо мной зафиксированная и неподвижная. Хорошо бы, чтобы даже задницей не вертела, потому что я как раз между ее ногами, и член упирается в горячую влагу тугого входа. Если там для языка было тесно, то что будет, когда вставлю в нее член?

Приятная дрожь перетекает с затылка на плечи, заставляет на мгновение прикрыть глаза.

— Малыш, секс — это не торгово-рыночные отношения, где баш на баш. Мне сейчас не то, чтобы комфортно, но нормально. Терпимо, — поправляю сам себя. — А чем больше терпишь, тем ярче потом оргазм. Так что кончу я, когда займемся любовью по-взрослому.

Она хлопает глазами и вдобавок кивает головой.

В чем-то — это тот еще геморрой: объяснять вроде как взрослой женщине элементарные и понятные вещи. Но я опять же знал, на что подписывался.

— Я — твой чистый лист, — как будто услышав мои мысли, говорит Йени, потираясь о мою щеку кончиком носа. — Что на мне напишешь — то и получишь.

— Да я в курсе, женщина, — усмехаюсь в ответ и возвращаюсь на свою половину кровати.

Мы поворачиваемся друг к другу спинами, совершаем этот ритуал уже почти синхронно.

Прижимаемся задницами, но Очкарик снова умудряется лечь так, чтобы тереться об мою поясницу.

Кажется, я начинаю к этому привыкать.

Глава сороковая: Йен

О том, что с мамой предстоит серьезный разговор, я, конечно, знала.

И даже пыталась подготовить пару правильных фраз, которыми собиралась прикрыться как щитом.

«Мам, Антон мне правда очень нравится, он понимает меня и бережет».

«Мам, не имеет значения, что и кто о нем говорит, потому что я знаю, какой он, когда со мной».

«Мам, Антон не сделает мне больно, потому что он — не такой».

И чем больше я «проговаривала» эти фразы, тем сильнее становился мой внутренний страх.

Я же правда привязалась к нему.

Я, закрытая в толстой броне драконьего яйца больная на голову дурочка, пустила в себя чувство, сделавшее меня зависимой. Привязанной. Нуждающейся в том, чтобы этот человек стал частью моей жизни. За… такой ничтожно короткий срок, что когда подсчитываю в голове количество дней от момента знакомства и до сейчас, начинают трястись руки. Я смазано провожу краем утюга по большому пальцу, вскрикиваю и трезвею.

На автомате вешаю рубашку на «плечики», убираю доску и утюг.

Сажусь на пол и поджимаю колени до самого подбородка.

Что со мной будет, если «мы» перестанем существовать через неделю или две? Если случится один из тех идиотских поводов, которые происходят каждый день и просто так, вообще без причины, и мы станем просто еще одной парочкой, которая прожила вместе меньше, чем падающая звезда?

Мне страшно сознаваться в этом даже себе самой, потому что ответ не сулит ничего хорошего.

Мой мужчина в погонах просто оказался самым понимающим, терпеливым и внимательным. Оказался наркотиком, от которого я «заторчала» с первой же дозы. И если бы кто-то на проклятой свадьбе предупредил меня об опасности влететь в зависимость, я бы сбежала до того, как тамада свела нас в дурацкой игре с прищепками.

Я слишком долго не разрешала себе ни к кому привязываться.

А если не кривить душой, мне и не хотелось.

Но, может быть, рано паниковать и стоит просто отпустить ситуацию?

Около четырех звонит Вика. Я смотрю на ее имя на экране телефона и пытаюсь предугадать, о чем пойдет разговор. Пытаюсь слишком долго, потому что в итоге так и не беру трубку. А когда Вика тут же перезванивает, интуиция подсказывает, что отвечать не нужно. Что я просто «не вывезу» этот разговор. Она хочет вывалить на меня кучу дерьма о том, каким плохим был мой Антон со своей бывшей? Мне плевать, даже если он плохой со всем остальным миром.

После десятка пропущенных Вика присылает сообщение, которые выбивает меня из колеи.

«Я все знаю».

К чему это? Что она знает, я убедилась пару дней назад, когда собственная мать выплюнула ее знания мне в лицо.