Думы

В своем движении к реализму русская поэзия должна была преодолеть инерцию того творческого метода, на котором строились «Думы». Откровенная дидактичность целей, которые ставились перед «Думами», мешали правдивому изображению в них жизни. Пушкин видел это лучше, чем кто-либо из его современников, и глубже других понимал, что идея должна не привноситься в произведение извне, а органически вытекать из верного и беспристрастного изображения жизни.

Критикуя «Думы», Пушкин исходил из тех же по существу положений реалистической эстетики, которые позднее отстаивал Энгельс, когда напоминал, что «тенденция должна сама по себе вытекать из обстановки и действия, ее не следует особо подчеркивать», что «автору никогда не следует восторгаться своим собственным героем», что «чем больше скрыты взгляды автора, тем лучше для произведения искусства»[138].

Но была в споре о «Думах» и другая правда. Она состояла в том, что ни один русский поэт до Рылеева не поставил так прямо в последовательно свое перо на службу задачам времени, задачам социального освобождения, как автор «Дум». Если Энгельс видел главное достоинство «Коварства и любви» «в том, что это -«первая немецкая политически тенденциозная драма»[139], то мы имеем не меньше оснований видеть достоинство «Дум» в их политической тенденциозности, в воплотившемся в них понимании задач поэта и поэзии. Рылеевский подход к истории с присущим ему видением прошлого сквозь призму актуальных проблем современности не прошел бесследно для дальнейшей литературной эволюции.

В пушкинскую эпоху эта тенденциозность, с вызывающей прямотой воплощенная в формуле «я не поэт, а гражданин», могла восприниматься как помеха реализму, но через несколько десятилетий наследником ее оказался не поздний романтик Фет, а реалист Некрасов. Она зазвучала в знаменитых строках:

Поэтом можешь ты не быть,
Не гражданином быть обязан[140],

Рылеевская антитеза

Ты не увидишь в них искусства.
Зато найдешь живые чувства

(БП, стр. 186).

нашла отклик у Некрасова:

Нет в тебе творящего искусства...
Но кипит в тебе живая кровь,
Торжествует мстительное чувство.
Догорая, теплятся любовь...[141]
Служи не славе, не искусству —
Для блага ближнего живи,
Свой гений подчиняя чувству
Всеобнимающей любви[142].

Когда Ленин ставил задачу создания литературы, которая должна стать «частью общепролетарского дела, «колесиком и винтиком» одного-единого, великого социалдемократического механизма»[143], он опирался на опыт и творческие достижения художников прошлого, которые своими произведениями участвовали в общественном движении, в борьбе за передовые идеалы современности. Среди них был и Рылеев.

Маяковский, говоря, что он «ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный, ушел на фронт из барских садоводств поэзии бабы капризной», продолжал то направление в русской литературе, у истоков которого стоял и Рылеев.

Нельзя совершить большую ошибку, чем представить спор между Пушкиным и Рылеевым о «Думах» как разногласие защитника идейности и гражданственности с поборником «чистого искусства», каковым позднее противники гоголевского направления пытались изобразить Пушкина. Излишне было бы доказывать, что пушкинское творчество не уступало рылеевскому ни в идейности, ни в гражданственности. Но этот спор отразил два подхода к проблеме гражданственности в поэзии, к проблеме соотношения идеи произведения с художественным материалом. Поучительность этого спора в том, что, при всей остроте противостоящих друг другу точек зрения, каждая из них оказалась нужна будущему литературному движению и нашей современности.

СОСТАВ И ПРИНЦИПЫ ИЗДАНИЯ

Настоящее издание объединяет две книги: сборник, вышедший при жизни поэта (Думы, стихотворения К. Рылеева. Москва. В типографии С. Селивановского; 1825. В 8 д. л. Стр. VIII + 172. Цензурное разрешение 22 декабря 1824 г.), и издание, осуществленное Вольной русской типографией в Лондоне (Думы. Стихотворения К. Ф. Рылеева. С предисловием Н. Огарева (Издание Искандера). Лондон. 1860. 32? XXVIII, 4 нен. 172, 4 нен. стр.).