Дунь и плюнь, или Куда ушел бес

Хазрят оказался очень красивым моих лет татарским мужчиной в великолепной мусульманской одежде – чалма, расшитый золотом халат. Он очень подробно расспрашивал про мои сны, качал головой. Потом сказал на великолепном русском языке: «Это не твой отец, это настоящий коварный враг – джинн. Он принял облик твоего отца, чтобы ослабить твою волю. Ведь отец в мусульманской  семье – а ты выросла именно в такой – всегда является непререкаемым авторитетом. Фактически, это единственный мужчина в жизни женщины, которого она по-настоящему уважает и боится. Даже мужей современные мусульманки так не уважают и не боятся, как своих отцов».

Лечение? Его нет. Только молитва. И Хазрят молился. Долго, красиво, на чистейшем арабском языке. Молился и дул на меня. И сказал приходить каждый день – и так целый месяц. Он молился и дул на меня.

Конечно, молитва – серьезная сила. Но нужно уметь молиться самой. Не может Хазрят все время меня спасать. Он помог, дал мне силу жить дальше. Но себя  спасти полностью может лишь сам человек.

Легко сказать – молиться на арабском языке. Этот Хазрят учился 9 лет в богословском университете Саудовской Аравии. А я в то же самое время в своих университетах изучала не Коран, а, к примеру, «Анти-Дюринг», «Детская болезнь левизны в коммунизме», «Материализм и эмпириокритицизм», «Капитал» и «Развитие капитализма в России».

Шел тяжелый-тяжелый  для меня апрель 2004 года

А 1 мая я тяжело заболела. Предположительно, по тяжести состояния и признакам, пневмонией. Друзья приносили мне лекарства и продукты, я сама делала себе уколы. На работу я не пошла и не сообщила о болезни. Никто и не всполошился, не поинтересовался мной.

Проболела я месяц. Почти не вставала, особенно первые недели. Была очень высокая температура и полубред.

Единственным чужим человеком, переступившим порог квартиры в этот месяц, уже в первых числах июня, была квартирная хозяйка. Она пришла за арендной платой. Я сообщила, что платить мне больше нечем, я уеду. Она сказала, живи  в долг, пока не найдешь другую работу.

Самара очень большой город, много предприятий, которые уже работали, в отличие от 90-х годов. Также у меня там были надежные друзья. Если бы я была здорова, так и можно было бы поступить – найти работу полегче, попросить помощи и поддержки  у друзей, и жить дальше. И работу ведь я всегда находила быстро. Любила говорить: « Мне не составляет труда найти работу даже без знакомств и связей – у меня приятная внешность, блестящее образование и покладистый характер». (Насчет характера, я, конечно лукавила). Но я не стала больше напрягаться – я безумно устала проводить ночи в одной постели с мертвецом.  Ночные кошмары  только усиливались. Я была в то время абсолютно уверена, что уже  не сегодня-завтра я попаду в психушку –   еще не знала, что буду решать проблему с этими кошмарами еще почти пять лет.   Я решила поехать поближе к дочери, чтобы ей было полегче,  рядышком, меня навещать в больнице. И поехала в Москву.

Еще за полгода до этого дня я была в Москве в командировке, познакомилась там с людьми, которые  припасли для меня вакансию в одной организации, занимающейся экономическими исследованиями. Они долго ждали меня, писали письма  и звали. Однако прошло уже полгода, и, когда я приехала, выяснилось, что вакансия уже «ушла». Я устроилась на работу в Ногинском районе на заводе – опять начальником отдела кадров. Конечно, это было изначально провальной идеей. Нагрузка была мне не под силу по состоянию здоровья. Но у меня закончились деньги, а здесь дали комнату в общежитии и хорошую зарплату.

2005 год

Работа на заводе в Ногинском районе – поселок Буньково, строящийся стекольный завод – была мне абсолютно не по силам. Забегая вперед, я продержалась только полтора года. Я не была здорова и практически не спала по ночам. У руля завода стояла армянская семья, порой даже планерки шли частично  на армянском языке. У меня взаимопонимания с руководством практически не было. Напряг для меня был невероятный, завод быстро рос и постоянно шел набор персонала, причем все  – приезжие, стекольщики из Владимирской области, которые, кстати, помнили меня по тому заводу, в той области. Частенько я думала, что я опять сделала неправильный шаг – «из огня да в полымя». И в больницу я все же попала – но только не в психушку, а в кардиологию – на целый месяц. И далее работник я была так себе – постоянно болела. Моя подруга в Москве – однокурсница и партнер по горным походам в Фанах – Таня Серебрякова –  нашла мне другую работу в Москве. Завучем по воспитательной работе в школе. Тоже с предоставлением общежития. Но я не решилась. Школу я боялась, даже когда была молодой и здоровой. Теперь же мне было под полтинник, и давно у меня  исчезла уверенность в полном здравии.