Дунай: река империй

У Видина есть еще один, правда, теперь почти что позабытый славный сын – родившийся и выросший в этом городе реалист Михалаки Георгиев, отличившийся не только как автор сборников остросоциальной прозы, но и в качестве составителя первого болгарского учебника по ботанике. На мой вкус, Георгиев, написавший немного и не создавший великого национального романа, едва ли не самый убедительный прозаик первого полувека независимости Болгарии. До того как заняться литературными опытами, он окончил земледельческо-индустриальное училище в Богемии и перепробовал полдюжины разнообразных занятий, был и видинским таможенником, и учителем, и дипломатом в Белграде и Вене. Георгиев-писатель интересен как честный и горестный критик общественных нравов. Motto его творчества сводится вот к этой беспощадной цитате: “Если такова жизнь свободного народа, если все прежние муки обернулись таким чудовищем, то ни к чему свобода!.. Розы сажали – взошли тернии!” Главная повесть Георгиева – о тяжелой доле хромого дедушки Колю, облапошенного хищным сельским старостой и верткими столичными адвокатами, – называется “Мелом и углем”, и вот так же скупо, в контрастных зарисовках, выполнена. Какие уж там дунайские красоты – скрупулезное исследование социального зла, как верно сказано критиком, “реализм под микроскопом”, никакого зачарованного романтизма. Георгиев и в жизни был прагматичен: параллельно с размышлениями о розах и терниях преуспел в организации первой всенародной болгарской лотереи, его подпись стоит на каждом из трехсот тысяч билетов государственного займа.

Лаконичностью и пристрастием к точным деталям болгарин Михалаки Георгиев напоминает мне русского Всеволода Гаршина, впечатлительного дворянина в -надцатом колене, с третьего курса петербургского Горного института отправившегося добровольцем на победоносную войну с басурманами. В мужицком строю форсировав Дунай, Гаршин храбро воевал, получил ранение в ногу, был эвакуирован в тыл и представлен к званию офицера. Он написал яркий цикл рассказов о болгарской кампании – без всякого освободительного пафоса, про солдатские мозоли, кровь и пот. Литературоведы считают, что смысл прозы Гаршина – в поисках спасения от мук совести, называют его военные рассказы исповедью кающегося аристократа (“Все они шли на смерть спокойные и свободные от ответственности”, – писал он в “Воспоминаниях рядового Иванова”). Если так, то выхода из драмы бытия Гаршин не нашел ни в войне, ни в мире: через десять лет после возвращения из-за Дуная писатель, сызмальства страдавший психическими расстройствами (чему виной, как полагают, слишком раннее умственное развитие), бросился в лестничный пролет. Как и лягушка-путешественница из его сказки, Гаршин не удержался в воздухе; пессимизмом проникнуто все его творчество.

Йозеф Шульц. Турецкие войска при обороне Силистрии. 1853 год.

Видин – самый западный речной порт Болгарии, а самый восточный речной порт Болгарии – Силистра. Между Видином и Силистрой уложены восемь дневных переходов римского легиона – и пара тысячелетий европейской истории, от фракийских всадников и османских башибузуков до завода по производству пневматических шин “Вида” и микрорайона “Европа-2000”. Скромная Силистра в определенной мере вобрала в себя едва ли не весь цивилизационный опыт Дуная, поскольку этот всегда небольшой город пусть раз в три-четыре века, пусть в неглавных эпизодах, но принимал участие в движении империй и народов. Опорный лагерь XI Клавдиевого легиона Дуросторум, византийская пограничная крепость Дуростолон, временная резиденция хана Аспаруха Дрестр, принявший в себя дружину киевского князя Святослава Доростол, административный центр имперской фемы Паристрион Феодорополь – все это облики одного и того же города. Тут много воевали, тут кроваво штурмовали и часто убивали. Будучи столицей санджака и вилайета, Силистрия восьмикратно осаждалась русскими войсками (однажды с участием поручика Льва Толстого). Этот военный матч султаны выиграли у царей со счетом 5:3, однако в большом историческом турнире потерпели поражение. Четверть XX века Силистра (под названием Дырстор) принадлежала Румынии, а теперь это сонный болгарский городок, который безусловно знавал и лучшие времена, но только вот когда они были?