Дунайский лоцман. Необыкновенные приключения экспедиции Барсака

Клянусь небом, вот так речь! И в какое время!

– …эти пионеры цивилизации должны превыше всего дать доказательства осторожности и не должны поспешно

54 Кале – французский порт.

выносить суждение обо всей огромной стране, основываясь на единственном факте, правдивость которого к тому же не доказана. Как превосходно сказал предыдущий оратор…

Предыдущий оратор это была просто-напросто мадемуазель Морна. Он улыбался, этот предыдущий оратор, и, чтобы прервать поток красноречия господина Барсака, поспешил зааплодировать с большим шумом. Мы последовали ее примеру, разумеется, за исключением господина

Бодрьера.

– Вопрос разобран, – сказала мадемуазель Морна посреди шума, – и путешествие продолжается. Я повторяю, что благоразумие предписывает нам избегать всякого кровопролития, которое может повлечь возмездие. Если мы будем рассудительны, мы примем за главное правило –

продвигаться мирно. Таково, по крайней мере, мнение господина Марсенея.

– О, конечно! Раз уж это мнение господина Марсенея!.

– скрепя сердце одобрил Барсак.

– Не принимайте иронического вида, господин Барсак!

– молвила мадемуазель Морна. – Лучше разыщите капитана, с которым вы обошлись так невежливо, и протяните ему руку! Ведь мы, быть может, обязаны ему жизнью.

Вспыльчивый господин Барсак – честный, превосходный человек. Он поколебался ровно столько, сколько нужно было, чтобы придать цену своему самопожертвованию, потом направился к капитану Марсенею, кончавшему устанавливать охрану лагеря.

– Капитан, на одно словечко, – позвал он.

– К вашим услугам, господин депутат, – отвечал офицер, вытягиваясь по-военному.

– Капитан, – продолжал Барсак, – мы сейчас оба были неправы, но я больше, чем вы. Я прошу меня извинить.

Сделайте честь подать мне руку!

Это было сказано с большим достоинством и без всякого унижения, уверяю вас. Господин Марсеней был сильно взволнован.

– Ах, господин депутат! – воскликнул он. – Это уж слишком! Я все давно забыл!

Они пожали друг другу руки, и я думаю, они теперь лучшие друзья в мире… до новой стычки!

Инцидент Барсак – Марсеней закончился ко всеобщему удовлетворению, и каждый вернулся в свое убежище. Я

собирался лечь спать, когда заметил, что Сен-Берена, по обыкновению, не было. Уж не вышел ли он из лагеря, несмотря на приказ?

Не предупреждая компаньонов по путешествию, я отправился на розыски. Мне удалось сразу же встретить его слугу, Тонгане, который сказал:

– Твой искать мусье Аженора? Твой идти тихонько: мы смотреть его исподтишка… Его сильно смешной!

Тонгане привел меня на берег речушки, по нашу сторону от линии часовых, и, скрывшись за баобабом, я в самом деле увидел Сен-Берена. Казалось, он был очень занят и держал в пальцах какое-то животное, которое я не мог разглядеть.

– Там нтори, – шепнул мне Тонгане. Нтори – это жаба.

Сен-Берен широко открыл пасть животного и старался ввести внутрь стальной прутик, утонченный на концах. К

середине прутика была привязана крепкая бечевка, другой конец которой он держал.

Самое странное, что во время этой операции Сен-Берен, не переставая, испускал душераздирающие вздохи. Казалось, он жестоко страдал, и я ничего не понимал. Наконец я нашел разгадку. Сен-Берен в самом деле страдал, но только из-за того, что ему пришлось подвергнуть несчастную нтори такому варварскому обращению. В то время как он уступал своей рыболовной страсти, его чувствительность протестовала.

Потом, закинув жабу среди речных трав, он притаился за деревом с большой палкой в руке. Мы последовали его примеру.

Нам не пришлось долго ждать. Почти тотчас же показалось странное животное, похожее на огромную ящерицу.

– Твой глядеть, – шептал мне Тонгане, – здоровая гель-тапе!

Гель-тапе?. Доктор сказал мне на следующий день, что так называют одну из пород игуан.

Гель-тапе проглотила жабу и хотела вернуться в воду.

Почувствовав, что ее держит бечевка, она забилась, и стальные острия вонзились ей в мясо. Она была поймана.

Сен-Берен подтянул животное к себе, поднял палку…

Что еще сказать? Палка бессильно опустилась, а

Сен-Берен застонал… Один, два, три раза палка угрожающе поднималась; один, два, три раза она безобидно опускалась, сопровождаемая жалобным вздохом.

Тонгане потерял терпение. Он выскочил из засады и мощным ударом положил конец нерешительности своего господина и существованию гель-тапе.

Сен-Берен испустил еще один вздох, на этот раз удовлетворенный. Тонгане завладел игуаной.

– Завтра, – сказал он, – кушать гель-тапе. Мой его жарить. Будет много вкусно!

16 декабря мы встали на рассвете. Сначала мы обогнули деревню, где заметили мало обитателей в этот утренний час. Старый басурман Доло Саррон проводил нас взглядом, и мне показалось, что он сделал по нашему адресу угрожающий жест.

В километре оттуда мы пересекли лес из карите, нтаба и банов, о чем нам поведал доктор Шатонней.

– Нтаба, – сказал он, – это фикус огромных размеров.