Дунайский лоцман. Необыкновенные приключения экспедиции Барсака

Очень раздраженный, капитан Марсеней допрашивает караульных. Но бедные ребята так же удивлены, как он. Они уверяют, что не покидали поста и не слышали никакого подозрительного шума. Ничего невозможно понять. Мы возвращаемся в палатку и замечаем в ней дыру, проделанную у самого верха и достаточную, чтобы пропустить человека. Над дырой толстая ветка дерева. Все объясняется. Плохо связанный Морилире освободился от веревок и, вскарабкавшись по центральному шесту, бежал по деревьям.

Гнаться за ним? Бессмысленно! Беглец имеет час выигрыша, да и как найти человека в зарослях? Для этого надо иметь собак.

Согласившись с этим, мы подчиняемся неизбежности.

Капитан велит снять палатку, где так плохо стерегли Морилире, и отпускает четырех стрелков со строгим приказом молчать о происшествии под угрозой сурового наказания.

Он уходит к себе, чтобы разобраться в таинственном документе. Я занимаюсь составлением своих записок. В это время Сен-Берен может ввести наших компаньонов в курс событий, если только не позабудет.

Час спустя капитан Марсеней посылает за мной, как я уже говорил. Я нахожу его в палатке Барсака, где собрались все европейцы. Все лица выражают самое естественное удивление. Кому, в самом деле, на пользу предательство Морилире? Действует ли он в пользу кого-то постороннего, вмешательство которого я подозревал, и давно ли? Через несколько минут мы это, быть может, узнаем.

– Арабское письмо, – объясняет нам капитан Марсеней,

– идет справа налево, но его надо читать сквозь бумагу, повернув к себе изнанку, чтобы оно пришло в привычный для нас порядок.

Он вручил нам бумагу, куда были перенесены слова с той записки, которой мы овладели. Она разорвалась неправильно, и я прочел на ней следующие слова на языке бамбара:

«Манса а ман гнигни тубабул

Мену нимбе мандо кафа батаке манаета софа

А оката, Бату и а ка фоло. Манса а бе».

Во всяком случае, не мне расшифровать эту тарабарщину!

Бумага переходит из рук в руки. Мадемуазель Морна и

Сен-Берен, кажется, что-то понимают. Удивляюсь обширности их сведений. Барсак и Понсен знают столько же, сколько я.

– Последние слова первой и второй строк неполны, –

объясняет нам капитан Марсеней. – Первое надо читать тубабуленго, что значит «европейцы», буквально «рыжие европейцы», а второе – кафама, то есть «еще». Вот перевод дополненного таким образом текста:

«Господин (или король) не хочет, чтобы европейцы…

потому что они продвигаются еще… письмо уведет солдат… Он будет приказывать. Повинуйся… ты начал. Господин (или король)…».

Мы делали гримасы. Не очень-то это ясно. Впрочем, капитан Марсеней продолжает объяснения;

– Первый обрывок фразы легко понять. Есть где-то господин, или король, который не хочет, чтобы мы что-то сделали. Что? Второй отрывок говорит об этом. Он не хочет, чтобы мы продвигались в страну негров. По какой-то причине мы ему, вероятно, мешаем. Этот второй отрывок: начинает, без сомнения, изложение плана, которого мы не знаем. Две следующие строчки менее ясны. «Письмо уведет солдат» – это ничего не говорит нам; четвертая строка –

приказ, обращенный к Морилире, но мы не знаем, кто это «он», который будет приказывать. Что же касается последних слов, то для нас они не имеют смысла.

Мы разочарованно смотрим друг на друга. Не очень-то мы продвинулись! Барсак подводит итога:

– Из всего, что мы до сих пор наблюдали, включая сегодняшние события, можно заключить: первое – проводник предавал нас кому-то третьему, который, по неизвестным причинам, пробует воспротивиться нашему путешествию; второе – этот незнакомец располагает известной властью, потому что заставил нас взять в Конакри подосланного им проводника; третье – эта власть не слишком велика, так как до сих пор, чтобы достигнуть своих целей, он нашел только ребяческие средства.

– Простите, – замечаю я, – таинственный незнакомец делал попытки и другого сорта.

И я сообщаю почтенной аудитории мои размышления о яде «дунг-коно» и о предсказаниях Кеньелалы. Я был награжден за мою проницательность.

– Изобретательные умозаключения господина Флоранса, – добавляет Барсак, – только подтверждают мои.

Я продолжаю настаивать, что наш противник, кто бы он ни был, не слишком страшен, иначе он употребил бы против нас более действенные средства. – Барсак прав. Это

Мудрость, сама Мудрость греков с большой буквы говорит его устами.

– Мое мнение таково, – продолжал Барсак, – что не следует преувеличивать это дело. Я скажу: будем благоразумны, но не позволим запугать нас.

Все его одобряют, что меня не удивляет, так как я знаю тайные мотивы каждого. Но меня удивляет упрямство

Барсака. Почему он не воспользуется этим случаем, чтобы прервать бесполезное путешествие?!

Как бы то ни было, нам необходимы новые проводники.

Мадемуазель Морна предлагает своих: они знают страну, потому что они по этой причине и наняты. Чтобы решить вопрос, надо сравнить Чумуки и Тонгане.