Дунайский лоцман. Необыкновенные приключения экспедиции Барсака

– С какой же целью? – заинтересовался Камаре.

– С целью преградить нам путь к Нигеру, так как Гарри

Киллер хочет, чтобы его логовище оставалось неизвестным. Он потому и старался удалить нас из этой области, чтобы мы ничего не узнали о Блекланде, существования которого никто в Европе не подозревает.

– Что вы говорите? – воскликнул Камаре с необычной живостью. – Невозможно, чтобы об этом городе не знали в

Европе, куда возвратилось немало рабочих после более или менее долгого пребывания здесь.

– И все же это так, – ответил Барсак.

– Вы утверждаете, – настаивал Камаре, все более волнуясь, – что никто, я говорю никто о нас не знает?

– Абсолютно никто.

– И что эту часть пустыни считают совершенно необитаемой?

– Да, сударь, я это утверждаю!

Камаре встал. Охваченный сильным волнением, он стал ходить по комнате.

– Непостижимо! Непостижимо! – бормотал он.

Но его возбуждение длилось недолго. Успокоив себя усилием воли, он сел и сказал, немного более бледный, чем обычно:

– Продолжайте, сударь, прошу вас.

– Не буду утомлять вас подробностями, – снова начал

Барсак, следуя этому настоянию, – и рассказывать о всех неприятностях, которым нас подвергли. Достаточно сказать, что, лишив нас конвоя, Гарри Киллер, разъяренный тем, что мы продолжали продвигаться в том направлении, которое нам было воспрещено, прислал людей похитить нас ночью и привезти сюда, где нас держат в плену вот уже полмесяца и угрожают казнью…

Кровь бросилась в лицо Марселя Камаре, и взгляд его принял угрожающее выражение.

– Это просто невообразимо! – вскричал он, когда Барсак кончил говорить. – Как! Гарри Киллер ведет себя таким образом?!

– Это – не все, – сказал Барсак и рассказал об отвратительных преследованиях, жертвой которых стала Жанна

Бакстон, и об убийстве двух негров, одного, пораженного воздушной торпедой, другого, захваченного планером и сброшенного на площадку башни, где он разбился насмерть.

Марсель Камаре был потрясен. Ему пришлось, быть может, в первый раз покинуть область чистой абстракции и столкнуться с действительностью. Его прирожденная честность жестоко пострадала от этого столкновения. Как!

Он, не решавшийся раздавить даже насекомое, долгие годы жил, не зная этого, около существа, способного на такие жестокости!

– Это отвратительно! Ужасно! – восклицал он. Ужас его был столь же велик, сколь и чистосердечен.

Барсак и его спутники видели это. Но как было совместить эту чувствительность и моральную чистоту с присутствием Камаре в городе, который делали столь подозрительным качества его правителя?

Выражая общую мысль, Барсак заметил:

– Но, сударь, ведь человек, хладнокровно совершающий такие поступки, очевидно, ими не ограничивается.

Гарри Киллер, конечно, имеет и другие преступления на своей совести. Вы о них не знаете?

– И вы осмеливаетесь предлагать мне такой вопрос! –

запротестовал возмущенный Камаре. – Конечно, я о них не знаю, как не знал и о том, что вы мне сейчас открыли, и о других, еще более ужасных делах, в которых я его теперь подозреваю. Никогда не выходя с завода, занятый изобретением удивительных вещей, я ничего не видел, ничего не знал…

– Если мы вас хорошо поняли, – сказал Барсак, – вы нам ответите на один вопрос. Нам кажется невероятным, чтобы этот город и окружающие поля были делом Гарри Киллера.

Только подумать, что десять лет назад здесь был песчаный океан! С какою бы целью это ни сделано, превращение поразительно! Но если даже Гарри Киллер и был одарен удивительным умом, его ум давно потонул в вине, и мы не могли себе объяснить, как этот дегенерат мог совершить такие чудеса.

– Он! – вскричал Марсель Камаре, охваченный внезапным негодованием. – Он! Это ничтожество! Этот нуль!

И вы это думали?! Работа великолепная, но, чтобы ее выполнить, нужен не Гарри Киллер!

– Кто же ее проделал? – спросил Барсак,

– Я! – надменно произнес Марсель Камаре, и лицо его осветилось гордостью. – Я создал все, что здесь есть. Я

пролил благодатный дождь на сухую, сожженную почву пустыни. Я превратил ее в плодородные, зеленые поля. Я

из ничего создал этот город, как бог из небытия создал вселенную!

Барсак и его товарищи обменялись беспокойными взглядами. Дрожа от болезненного восторга и воспевая гимн собственной славе, Марсель Камаре поднял к небу блуждающие глаза, как бы ища того, с кем осмелился состязаться. Не попали ли они от одного безумца к другому?

– Если вы создатель всего, что мы здесь видели, почему же вы предоставили плоды ваших трудов Гарри Киллеру, не заботясь о том, что он из них сделает? – спросил доктор

Шатонней.

– Когда вечное всемогущество бросает звезды в бесконечность, беспокоится ли оно о зле, которое может произойти? – гордо возразил Камаре.

– Оно иногда наказывает! – пробормотал доктор.

– И я накажу, как оно! – уверил Камаре, глаза которого снова загорелись беспокойным блеском.

Беглецы растерялись. Как можно надеяться на человека, может быть, и гениального, но, безусловно, неуравновешенного, одновременно способного к полному ослеплению и к необузданной гордости?

– Не будет ли нескромным, господин Камаре, – спросил