Дура LEX

Хотя Витя был парень легкий, Зинка долго к нему привыкала. Сначала привыкла спать с ним, потом есть вместе с ним, а уж потом стирать для него. Витя жил вместе с другими рабочими и приходил к Зинке только в пятницу, зато на весь уик-энд. К пятнице Зинка готовилась как к празднику, да это и был праздник. Выбор из двух первых блюд (борщ или бульон с курицей и вермишелью в одну пятницу, солянка или гороховый суп в другую), из трех вторых (бефстроганов, зразы, голубцы), разные закуски — вот что получал Витя на обед в конце тяжелой рабочей недели. Но и он не плошал и никогда с пустыми руками не приходил — десерт и выпивка были, как говорится, на его совести. Коньяки, вина, фрукты, торты, конфеты — всего было вдоволь.

Во время обеда Витя рассказывал, что было на стройке, — что строили, кто как работал, какая была погода, что говорил босс-поляк. Бывали и смешные случаи — новенький нелегал из Молдавии прибил какую-то важную доску вверх ногами или еще что-то в этом роде. Зинке было приятно сидеть с Витей и слушать его. В свое время она так же слушала истории своего мужа, в которых он всегда выходил умницей, а его босс набитым дураком.

Налюбившись, как и положено, ушами, Зинка переодевалась в шелковый халат. В пупке у нее уже давно красовалась темно-зеленая бусинка в золотой оправе. Зинка подходила к развалившемуся в кресле Вите и утыкалась бусинкой ему в лоб.

Потом они по очереди принимали душ, и Витя всегда удивлялся, сколько разных бутылочек с шампунями и жидким мылом, сколько баночек с кремами и мазями, сколько тюбиков неизвестно с чем стояло на полочках в Зинкиной ванной. Это была настоящая женская ванная комната — чистая, ароматная, возбуждающая. После душа следовал коньяк с фруктами и тортом, а затем снова бусинка утыкалась в Витин лоб.

Суббота для Зинки начиналась с разговора с дочками по скайпу. Старшая Юля и младшая Таня садились в далеком Ивано-Франковске у себя дома перед экраном и рассказывали Зинке о своих успехах. Юля наконец нашла скрипку, которая ей понравилась. Это был концертный «Гвидантус» первой половины восемнадцатого века, который принадлежал одному из учеников Эммануила Иосифовича. За скрипку просили двенадцать тысяч долларов, но Эммануил Иосифович умолил ученика отдать ее за восемь, что все равно в два раза превышало цену, которую Зинка была готова заплатить за инструмент.

— Доченька, это ведь дороже, чем машина, — пролепетала Зинка. — Когда нужны деньги?

— Как можно скорее, мама. Ты себе не представляешь, какой звук у этой скрипки! Я тебе сыграю на ней — ты в обморок упадешь. У нее тембровый диапазон необыкновенный, и она идет с родным смычком. Мама, иногда один смычок «Гвидантуса» стоит десять тысяч, а тут все вместе за восемь. А какой лак на скрипке! Даже не верится, что ей почти триста лет. Она в Италии сделана Йоханном Гвидантусом. Мама, я тебе обещаю, что возьму с ней первое место на любом конкурсе. Я ведь не игрушку прошу. Ну хочешь, я продам свой мобильник и все свои шмотки. Я ведь по семь часов в день играю, а звука у моей румынской скрипки нет и не будет. Она хороша только для начинающих, а я ведь уже на конкурсах выступаю. Мама, сейчас нет хороших скрипок дешевле десяти тысяч, сейчас русские мастера в Москве больше берут, правда, они тоже делают очень хорошие скрипки.

— Юля, я пришлю деньги через неделю, — тихо сказала Зинка. — Таня, какие у тебя отметки в школе?

— Хорошие, мама, а когда ты приедешь? Мы с Юлькой очень по тебе скучаем. Мама, мы ведь уже столько месяцев не виделись. — Таня заплакала.

— Танечка, будь взрослой. Если бы я была рядом, ни ты, ни Юлька не могли бы позволить себе такие красивые вещи. Ты же знаешь, сколько стоят Юлькины уроки. А твое фигурное катание! А ремонт дома! А еда! Где бы я в Ивано-Франковске столько заработала? Сколько у вас стоит хороший кусок мяса? Ты ведь любишь мясо, Таня? И тебе нужно хорошо питаться, чтоб и фрукты были, и овощи. Юля, успокой Таню.

Закончив разговор с домом, Зинка долго не могла прийти в себя. Пила кофе чашку за чашкой, курила. Позвонила Верке поплакаться. У Верки были свои проблемы — старшая ушла из дома на два дня, шаталась неизвестно где. Вдруг объявился муж, требовал у дочек Веркин адрес и номер телефона. Денег не принес, зато забрал из дома какие-то золотые побрякушки.

— Верка, как ты думаешь, сколько нам еще здесь сидеть в неизвестности? — спросила Зинка.

— В неизвестности — неизвестно, а сидеть нам здесь, надеюсь, всю жизнь. Вот получим политическое убежище, дочек сюда вызовем и заживем тогда как люди.

— Верка, время ведь летит. Каждый день, что дочки без нас, нам в минус. А если не получим убежища, что тогда делать будем?

— Зинка, перестань сопли распускать немедленно! Ну хочешь — вертайся обратно, тебя тут никто не держит. Что ты дочкам скажешь? Что мама прогулялась в Америку и ни с чем вернулась? Давай я к тебе приду, посидим, поговорим.