Дура LEX

По пути домой Зинка забрела в книжный магазин «Санкт-Петербург» и, к своему удивлению, нашла на полке «Украинсько-ромський розмовник». Заплатила за него десять долларов. На глянцевой обложке были изображены цыган с бородой и усами и цыганка в платке. Оба улыбались. Ехала эта пара на бричке по дороге, выложенной галькой, вокруг колосилась рожь, бело-желтое солнце скрывалось за красным облаком. Вечерело.

В автобусе Зинка раскрыла «розмовник». Первой фразой была «Витаемо вас у нашей осели», что на цыганском звучало как «Драгосто туменге андо амаро кгер». Зинке фраза не понравилась — сложная, непонятная. Она быстро нашла «Извините, пожалуйста» и прочла перевод: «Иртисарен авен лаче». До своей остановки Зинка повторяла «Иртисарен авен лаче», а когда пришла домой, приготовила ужин, поела, почистила зубы и легла в постель, то поняла, что начисто забыла, как извиняться по-цыгански.

* * *

Беды, как им и полагается, пришли вместе. В понедельник по русскому радио сообщили, что скоропостижно скончался известный адвокат Марк Лифшиц, прощание с которым состоится во вторник в час дня в похоронном бюро «Невский». Вечером прибежала Верка с бутылкой скотча и рассказала, что Марк Лифшиц умер в квартире своей секретарши, той самой, которую они с Зинкой видели.

— Откуда ты знаешь? — спросила Зинка.

Ей было все равно, где умер Марк Лифшиц, но такая подробность заинтересует кого угодно.

— Так это все уже знают. Леночка (так зовут секретаршу), когда увидела, что Марку плохо, кому, думаешь, первому позвонила?

— В девять-одиннадцать, наверное.

— Ага, сейчас! Матвей Леонидовичу она позвонила. Марк же ему документы делает. Матвей Леонидович, слава богу, живет за углом, так что прискакал он через три минуты со своим чемоданчиком и констатировал смерть.

— Бедный Марк, ведь еще молодым человеком был, — сказала Зинка.

— Да, а жене его теперь как? Ведь случилось это все за полночь. Что, спрашивается, адвокат Лифшиц делал в квартире своей секретарши ночью? Ну и Матвей Леонидович тоже хорош. «Умер! — говорит он Леночке. — Звоните в полицию». И собирается уходить. А Леночка ему: «Куда же вы, Матвей Леонидович? Мне страшно». А Матвей Леонидович ей отвечает: «А мне, Леночка, еще страшнее, потому что я, как вам хорошо известно, нелегал. Сейчас приедет полиция, начнутся разборки, и какие вы мне прикажете документы предъявить? Меня тут же арестуют! Меня здесь не было».

— Верка, ведь Матвей Леонидович должен был из страха и вправду обо всем молчать, а ты тут мне их разговор в деталях пересказываешь. Странно все это. Неужели Леночка все это разболтала?

— Да нет же, сам Матвей Леонидович по секрету и рассказал в узком кругу — дантисту Володе и парикмахеру Косте. Ну, еще жене своей Иде. Короче, весь Бруклин уже об этом знает. Со всеми деталями.

— А что, еще и детали были?

— Ну да. Матвей Леонидович, после того, как констатировал смерть Лифшица, успел заметить на журнальном столике обертку от виагры и почти пустую бутылку коньяка. Говорит, что вся эта комбинация — виагра, коньяк и секс с Леночкой — стоила Марку жизни.

Слушая рассказ Верки, Зинка сразу не подумала, насколько смерть адвоката Лифшица касается лично ее. Только после того как они с Веркой приняли по три рюмки скотча, в Зинкином мозгу зазвенело: а кто теперь ее дело вести будет?

Вторая беда пришла поздно вечером. Неожиданно явился Витя и сказал, что уезжает из Америки. Зинка была пьяна и сразу не врубилась в смысл сказанного. Посидела-помолчала и заплакала.

— Куда же ты, Витек, поедешь? — спросила она.

— Кореш в Алжире бизнес открыл по починке самолетных моторов. Ему менеджер нужен, а у меня все-таки военное образование, и в технике я кое-чего смыслю.

— А что же с конституцией и свободами? Ведь обратно пути не будет.

— Знаю, Зина.

— А со мной что? Я ведь тебя люблю. Ты думаешь, так просто встретить на земле человека, который тебя полюбит? Ведь мы бы могли семью создать, я еще родить могу.

— Не надо, Зина, мне самому тяжело. Наверное, я делаю страшную глупость, но что-то меня толкает на эту глупость. Не могу я сидеть на одном месте, закисаю я. Ты, как цыганка, должна меня понять, — попытался улыбнуться Витя.

— Цыганка… — Зинка снова расплакалась. — Когда уезжаешь, Витек?

— Завтра, Зина. Не хотел говорить тебе заранее, не хотел расстраивать.

— Ты не расстраиваешь меня, Витек, ты меня убиваешь. Мне так хорошо с тобой было, так хорошо. Помнишь «Блю Ноут»? Я как джаз теперь по радио слушаю, всегда тебя вспоминаю. И мне тут же тебя хочется. Ты пришлешь свои координаты?

— Конечно, Зина. Кто знает, может, еще встретимся.

— Витек, я должна тебе гроши — полторы штуки. Куда их тебе высылать?

— Забудь про гроши, Зина, ничего ты мне не должна. Мне кореш положил зарплату в сто штук, так что я в порядке.

Зинка и Витя легли на застеленную кровать и так пролежали часа два. Потом Витя встал и ушел, а Зинка провалилась в больной сон.