Дура

- Вот видишь, Шалеева, — сказал я вслух, торопливо выдергивая руки из карманов, чувствуя как мой жеребец снова забил копытом в своем стойле. — Ты тоже не можешь наклониться. Хотя радикулит тебя не мучает… Вывод?

Она жевала. Все–таки офигительно красивые у нее глаза. Но тупы–ы–ы–е–е–е! Впрочем, она дура. Обычная стандартная современная телка — троечница с кругозором «шмотки–мобильник–тусня–интернет–хочу–замуж–за–олигарха».

- Не знаю, — ответила она.

- А вывод прост, Шалеева, — продолжил я. — В школу нужно приходить в таком виде, чтобы потом не было мучительно больно за…

Я потерял мысль, которую думал, когда бросал ей ручку на пол. И теперь не мог вспомнить, за что именно ей будет мучительно больно, если она будет приходить в школу, одетая как шлюха.

- За свои знойные ляжки, — бухнул я, прежде чем успел сообразить, что же такое я несу, гребаный учитель.

Она бросила на меня непонимающий взгляд, дернула бровью. Но челюсти ее не остановились ни на секунду — она продолжала жевать. И даже надула быстрый небольшой пузырь.

Вот же, блин, тупая корова. Дура…

Но сиськи у этой дуры…

И ляжки — это да…

И вообще…

- Ну так что ты хотела, Шалеева? — спросил я деловито, пытаясь стряхнуть с себя наваждение увиденных в ее блузке небольших аккуратных сестренок–близняшек–сисечек.

- Ну–у–у… — озадаченно протянула она. — Вы же сами говорили… ну, типа, чтобы я пришла после уроков. Ну, типа, с зачетом там что–то…

Я вспомнил. Да, действительно, эта дура напрочь провалила зачет по истории. Хотя зачет был элементарный — практически все вопросы за восьмой–девятый классы. А эта дура — в десятом. И через два месяца ей прозвенит звонок. Я сказал ей, чтобы пересдала… Да, совсем забыл про эту идиотку.

- А, — кивнул я. — Да–да, вспомнил, типа… Типа, у тебя всего один правильный ответ, Шалеева. Ты как собираешься сдавать, — ну, это, типа, — экзамен?

Она совершенно не уловила иронии.

- Ну–у–у… — снова протянула она. — Не знаю… А чо?

- «А чо»?.. Да ничо, Шалеева, все зашибись, все просто замечательно…

Я сделал шаг к ней, положил руки на ее плечи, качнул ее, по–отечески глядя ей в глаза.

- Все просто обалденно, Шалеева. Потому что экзамен ты провалишь. С треском.

Руки, лежащие у нее на плечах вдруг совершенно отчетливо сказали мне: «А бретелек–то не чувствуется. Чувиха–то без лифчика…»

Они произнесли это голосом дрожащим, ломающимся от волнения, сладострастным и пошлым. Я немедленно отдернул их — наверное, слишком поспешно, потому что чувиха недоуменно уставилась на меня своими коровьими карими и медленными глазами…

И вот тут меня вдруг захватило…

Мой мумрик резко зашевелился в штанах. Я не видел ничего, кроме ее глаз — огромных, карих, коровьих глаз, — ее стройной шеи без единой морщинки, ее черного (ах как же я люблю жгучих брюнеток!) локона, свисающего вдоль правой щеки, ее небольших сисечек под белой блузкой с глубоким декольте, ее небрежно отставленной очень правильной формы ножки в лакированных босоножках на шпильке…

А интересно, девочка ли она?.. Хотя… Какая, к черту, девочка. Она уже долбится, наверное, во все дыры, как швейная машинка…

А может быть, воспользоваться служебным положением?.. Предложить ей нормальную оценку за зачет…

«Э–э–э, ты что, блядь! Куда тебя, нахрен, понесло!», — прошипел внутренний голос.

«А что… — ответил я ему, — стопудово она уже не девочка давно.»

«Ну–ну, — ответил тот. — Ты еще спроси у нее».

- Шалеева, а ты девочка?

Клянусь, я этого не говорил! Нет, это не я! Это кто–то другой.

Она дернула бровью, тряхнула головой.

- В смысле?..

«Ну ты, братец, дура–а–а–к!» — насмешливо протянул внутренний голос. И добавил: «если она кому–нибудь расскажет об этом разговоре…»

Но мне уже было по барабану.

Такое бывает. С каждым, наверное. Ну или, по крайней мере, — с каждым мужиком. Когда прешь вперед, как танк, к черту на рога. Понимаешь, что обратной дороги не будет, что будет куча проблем, что за все придется ответить, и все равно — прешь.

Она стояла в полуметре от меня. Жевала. Взгляд ее бегал по моему лицу.

Стоп… А ведь она понимает мое состояние… Да по–любому — понимает. Ей семнадцать лет; она дура, конечно, но прежде всего она — баба, баба до мозга костей. Она не могла не понять, не почувствовать, мое состояние. Да от меня возбужденным самцом прет, наверное, на весь класс. И мой все больше напрягающийся инструмент уже, наверное, заметно оттопыривает брюки…

Конечно, она все поняла. Вон как она вглядывается в мое лицо — внимательно, чисто по–женски. Даже жевать стала медленно и почти незаметно…

- В смысле… В смысле… — повторял я, уже забыв, к чему это относилось. В мозгах наступила полная кутерьма. Мне хотелось одного из двух: либо немедленно выпроводить ее из класса, либо…