Дуракам всегда везёт

Так он мне сбрехнул, что жить теперь будет как все люди. С прошлым завязал. Женюсь, говорит, работу хорошую найду. Врёт, мерзавец. Но хоть что-то в башке выправляться начало. Ну, я ему не так много и посылал. Пожрать чтобы хватало. А тётя Панна квитанций насчитала на пятьсот рублей послереформенных. Это четыре месячных зарплаты дяди Вити. Занимал, видно, на работе. Там его уважали. Шофёром он был отличным.

А Лёвка, действительно, дурь из башки удалил. Смог устроиться учеником слесаря, потом на разряд сдал. И все пятьсот рублей прислал обратно в два приёма. Правда, дядю Витю уже похоронили тогда, а жене переводы не отдали. Не положено.

И вот третья, последняя картинка из дядиной жизни, которую видел и запомнил сам Малович.

– На рыбалку пойдёте со мной, оглоеды недоделанные? – спросил он Лёху с Генкой субботним вечером после того, как учил их часов пять подряд паять по схеме простейшие детекторные приёмники, которые ловили одну всего станцию. Причём тихо и с перерывами в звуке.

– Да? – удивился Малович. – Берёте нас?

– Я хочу вас, недоделанных, научить ловить много рыбы. Голод будет – а вам всегда пожрать найдётся чего. Рыбы-то вон сколько в Тоболе.

– Так у нас удочек нет, – сказал грустно Генка. – И червей.

– А у меня где вы, придурки конченные, видели удочки? – строго спросил дядя. – Есть отдельно крючки, леска, дробь свинцовая, шесть перьев гусиных и резинки тонкие. Поплавки гусиные перевязывать. Удилища нарежем сами из тальника. Он там высокий и гибкий.

– Я иду, – обрадовался Лёха. Генка тоже хотел рыбачить. Прямо-таки запрыгал от радости. Лёхе было тогда четырнадцать, а Генке десять лет.

– Тогда ты ночуй у нас, хоть и позорно мне такую сволочь спать оставлять, -дядя Витя поправил очки и потёр лысину. – В пять часов поутру я быстро вас, гадёнышей, разбужу и по холодку двинем на самый ранний клёв.

– Ты, Витя, рыбаков там не разгоняй. Пусть тоже ловят. Всем ведь хочется. А то я же знаю тебя. Обматеришь всех, да ещё и пинков навешаешь почём зря, – ласково попросила тётя Панночка.

– Я привыкший один ловить. Без свидетелей, – возразил Виктор Фёдорович. – Вот эти наши маленькие подонки не считаются. Они хоть и мерзавцы готовые, но родня. Хрен с ними. А про чужих и не проси. Разгоню. Мне рыба нужна. Я жадный до рыбалки. И конкурентов на куски разорву.

Утром долго шли к реке. Автобусы ещё не ездили. Только светать начало. Какие автобусы?

На берегу, примерно на двадцатиметровом свободном от тальника месте уже сидели на корточках человек пятнадцать. Дядя ничего им не сказал, молча срезал три ветки двухметровых и за полчаса изготовил три красивых удочки. Маленьким совочком, которым Генка давно уже копал песочек во дворе, он наковырял почти возле берега червей и с землёй уложил их в банку от сгущенного молока. Он её с собой принёс в большом жестком брезентовом рюкзаке.

– А ну, пошли все отсюда, уроды козлиные! – крикнул он рыбакам когда, всё сделал. А после того как крикнул, пошел к ним и каждого за руку утащил, жутко матерясь и рыча, с берега в сторону. Там после зарослей тальника проглядывал маленький песчаный кусочек берега.

Какой-то мужик трепыхнулся, оттолкнул Виктора Фёдоровича, но он рыбака развернул и так пихнул в спину, что мужик не хотел, но убежал быстрее остальных. Пацаны, вроде Лёхи, состязаться со страшным на вид дядькой не стали, а ушли спокойно, стараясь не зацепить крючками тальник.

– Ну, ты, дядь Вить, даёшь! – присвистнул Лёха. – Их же много. Могли всех нас отделать до красных соплей.

– А против наглости нет противоядия, – засмеялся тихо дядя. – Они бараны. А бараны пастуха боятся. Хоть скопом могут, конечно, забодать до смерти. Для меня это шушера. Пыль дорожная. Я сильнее потому, что во мне стержень внутри из стали. Понятно вам, козлы плюгавые?

– Чего-то мне уже не охота рыбачить, – сказал Лёха Малович и сел на траву, подальше от воды.

– И я не буду, – скривился Генка. – Ты и меня пришибёшь как того мужика.

– Тогда сидите и не вякайте, огрызки! – дядя Витя стал рыбачить один на три удочки. Клёв был бешеный. Через три часа плетённый садок, который дядя Витя сам сделал из тонкого провода для радиоприёмников, был полный и только в самом верху его, торчавшем над водой на треноге из толстых веток, рыбы не было.

– Килограммов десять, не меньше, – взял садок в руку Виктор Фёдорович. Нам столько не сожрать. А, оглоеды?

– Ясное дело, – ответил Лёха. – Хотя за неделю можно сметать. Но одуреешь неделю одну рыбу трескать.

Тогда дядя Витя взял садок и на вытянутой руке понёс его за тальник, к тем рыбакам. Лёха пошел сзади и понял, что ни мужик, ни пацаны на том месте не поймали ничего. Не то было место.

– Берите рыбу. Кто сколько хочет, – сказал дядя и вывалил окуней и чебаков подальше от воды. – Ловится здорово. Но нам столько не надо. Я серьёзно. Берите! И извиняйте за грубость. Характер у меня сволочной. Да и сам я сволочь та ещё. Но рыба от меня дури не набралась. Хорошая рыба. Берите. Не обижайте.

Рыбу разобрали. Сказали спасибо. И руку пожали Виктору Фёдоровичу. И осталось штук десять окуньков.