Выяснилось, что ее будут возить на какую-то загородную дачу на берегу речки Вторые Кочеты и там в полном одиночестве она и будет работать. «Когда еще выпадет такая возможность? — спрашивала Соня сама себя и сама себе отвечала: — Никогда». Да в жизни она не соберется написать больше 10 страниц на машинке — просто времени такого не будет, а по заданию — никуда не денешься. Было еще и, что ни говори, лестно, что просят не кого-то, а именно ее — какое-никакое, а признание способностей. И потом. Она честно выполнит свою работу, чего же тут стыдиться? У нее и в дипломе записано: «литературный работник газеты», сокращенно — «литраб». А разве то, что Соня и все они делают в газете, когда пишут за авторов, — не то же самое? Раз уж книжка заказана, ее все равно напишут, но если это сделает кто-то из обкомовских, выйдет кондово и неинтересно, так почему бы не показать им всем, что можно писать совсем по-другому? А если кому должно быть стыдно, так это Ивану Демьяновичу — не ей.
Вот так примерно она себя тогда уговаривала и убеждала, надо же было как-то настроиться на эту работу, хоть чуть-чуть вдохновиться. Работала Соня все лето и начало осени. И с «автором» за все это время она ни разу не встречалась, только с помощниками. Они действительно выполняли любую ее заявку и волокли документы из архивов, справки из районов, старые газеты и т. д. и т. п. А писалось на удивление легко и даже с увлечением, в какой-то момент она как будто забыла, чье имя будет стоять на обложке и просто писала, как для себя, то есть как Бог на душу положит, но, конечно, следила за тем, чтобы «авторские» рассуждения шли в мужском роде, и к концу так насобачилась, что выходило уже автоматически. Помощники раз в два-три дня забирали готовые страницы, личная машинистка Масленова перепечатывала чуть ли не в пяти экземплярах, их тут же привозили на вычитку, Соня вычитывала и исправляла ошибки, а заодно отдавала новые листы — так у них и шло по конвейеру. Постепенно она освоилась и даже иногда брала с собой туда Димочку, и он там сидел на деревянном мостике с маленькой удочкой, которую дал ему смотритель дачи, и ловил рыбку, а Соня писала, сидя за длинным столом, заваленным бумагами, на открытой деревянной веранде и поглядывала на него, и было хорошо на душе, что вот и ребенок на свежем воздухе и присмотрен. И пару раз они с ним даже купались в речке Вторые Кочеты, в теплой, пахнущей камышом воде.
Ребята из редакции звонили ей по вечерам домой и допытывались, что она там такое секретное пишет, она отшучивалась, говорила: «Сама не знаю, что я такое пишу». Ничего секретного, конечно, не было, просто ее просили «не распространяться» на эту тему, она и не распространялась. В книжке скакали на конях красноармейцы, легендарный комдив Глоба создавал в плавнях первый рисосовхоз, в небе над знаменитой «Голубой линией» вели победный бой воздушные асы, передовые земледельцы Иван Правицкий и Иван Свекловичный получали рекордные урожаи, а юное поколение 80-х неутомимо шагало по дорогам боевой и трудовой славы своих земляков. И на всем этом фоне Масленов как бы размышлял о связи поколений, о военно-патриотическом воспитании молодежи и о том, какое замечательное будущее ждет Благо-полученскую область и эту самую молодежь в 80—90-е годы. Поначалу, когда Василий Григорьевич прочел первые две-три главки, он как будто даже разочаровался, приехал к Соне на дачу и стал говорить, что стиль не партийный, слишком живо, раскованно, все-таки это первый секретарь пишет, надо бы построже, на что Соня возражала: как раз не надо построже, это же не передовица в газету! Почему, спрашивала она, у вас партийное начальство говорит и пишет таким суконным языком? Люди этот язык вообще не воспринимают, не хотят ни слушать, ни читать. Он повздыхал и нехотя согласился: ну ладно, ты пиши, как считаешь нужным, а потом посмотрим. Но просил обязательно «добавить в текст Брежнева», даже привез для этого копии его писем к Масленову, одно — по случаю получения областью рекордного урожая хлеба, другое — в связи с 35-летием Победы, действительно подписанное «твой однополчанин».
— Ты вставь про это куда-нибудь.
— Ладно, — сказала Соня. — Вставлю.