Дураки умирают первыми

С детства привыкнув к саду, как к данности, Света тогда не задумывалась о его происхождении и о том, почему не попал под застройку столь лакомый кусок городской земли. Повзрослев — гуляя в саду с годовалым Кирюшей, — задумалась-таки и полюбопытствовала, благо удовлетворить любопытство можно без лишнего труда, при наличии всезнающего Интернета.

Оказалось, что здесь некогда цвели сады совхоза «Урожай», в те давние времена, когда ленинградцы приезжали в сезон пострелять уток на болотистых берегах ещё живой речки Волковки, а единственным населённым пунктом поблизости была деревушка Купчино. Потом огромный город надвинулся, поглотил и деревушку, и совхоз, все угодья пошли под застройку — все, кроме яблоневого сада. Отчего уцелел именно он, единого ответа в интернет-источниках не нашлось. По одной из версий, берег Волковки оказался слишком топким для строительства многоэтажек, даже по меркам болотистого Питера. По другой — как раз на этом месте предусматривался генеральным планом большой сквер, и озеленители сэкономили время и силы, оставив яблони вместо посадки традиционных тополей и лип — так даже оригинальнее.

Если вторая версия соответствовала истине, то садово-парковые деятели, оставив сад расти, посчитали, что дело сделано. Что окрестным жителям вполне достаточно для отдыха и рекреации дикорастущих яблонь, неухоженных лужаек между ними и самодеятельно натоптанных дорожек. Долгие десятилетия сад стоял заброшенным. Лишь в самые последние времена ситуация изменилась: появились рабочие — смуглые, с гортанным нерусским говором, они покрывали дорожки утрамбованной гранитной крошкой, обустроили детскую площадку и несколько клумб, начали устанавливать урны и скамейки… Но эти работы были далеки от завершения.

Как бы то ни было, сад стоял здесь всегда и стоял до сих пор. И теперь Света срезала его угол, направляясь на Будапештскую, к дому Фонарёвых. Летом, пожалуй, не рискнула бы идти здесь одна и в сгущающихся сумерках, но сейчас холодный и промозглый сад был абсолютно пуст, пора цветения, а с ней и вечерних тусовок подвыпившей молодежи начнётся позже, недели через две-три.

Древние яблони, лишённые в апреле и листвы, и цветов, выглядели в сумраке уродливо, словно страдающие избытком конечностей чудовища, тянущие щупальца вверх и во все стороны. Яблоня вообще-то дерево симпатичное, если ухаживать за ней и формировать крону, а если не ухаживать, вырастает не пойми что…

Света понимала, что очень скоро всё изменится, старый сад снова окунётся в свою ежевесеннюю цветущую юность и будет выглядеть молодо и симпатично… Понимала, но всё больше ускоряла шаг, торопясь побыстрее уйти из мрачно выглядевшего места.

Все давешние мысли она выбросила из головы: и об утренней встрече, и о диком поведении Манасова, и о кольце, загадочным образом связавшем два происшествия… Довольно. Её ждет Кирюша, и все последующие часы она посвятит сыну.

Но вредная серебряная змейка не позволила о себе забыть. Причём не позволила самым материальным способом — Света почувствовала некий дискомфорт, некое болезненное ощущение в правой руке, опущенной в карман плаща. Ну так и есть, кольцо оказалось маловато даже для мизинца, а к вечеру руки всегда чуть-чуть опухают… Видно, не судьба поносить странно доставшийся подарок.

Она остановилась, попробовала снять с пальца змейку — пусть полежит в коробочке, — не получилось. Света вытянула руку вверх, чтобы кровь отлила от кисти, через несколько секунд повторила попытку, и вновь безрезультатно.

Похоже, змейка нарушила кровоток, палец распухает, и чем дальше, тем сильнее будет впиваться в него кольцо, нарушая кровоток ещё больше, — замкнутый круг. Случается такое, и со Светой случалось, надо прекратить бесплодные попытки, а у Фонарёвых пройти в ванную и снять при помощи тёплой воды и мыла… Обычно способ действует, хотя однажды колечко пришлось перекусывать, хорошо хоть дешёвую бижутерию…

Боль в пальце стала сильнее, словно змейка сжимала и разжимала свои кольца в такт пульсу. «Самовнушение, — решила Света, — никак не мог этот процесс развиваться столь быстро…»

Сзади на дороже послышался шум двигателя. Света не обратила бы внимания: в яблоневом саду, вдали от придирчивых гаишников, часто гоняли парни — в старые времена на мопедах, нынче на скутерах. Она уже какое-то время слышала звук двигателей в отдалении, на дальнем конце сада, и решила, что там развлекаются юные любители мототехники — ранние пташки, первыми открывшие сезон.

Она не обратила бы внимания в обычных обстоятельствах, но во время возни с кольцом остановилась, повернулась вполоборота к источнику звука и бросила туда машинальный взгляд.

К ней приближался не скутер. И не мопед.

На фоне горевших вдоль Белградской фонарей чётко обрисовались очертания мощного мотоцикла и силуэт седока. Двухколёсная машина катила медленно, двигатель работал на малых оборотах, фара тоже светила приглушённым светом. Как будто мотоциклист подкрадывался, не желая спугнуть добычу. Такое сравнение не пришло бы в голову, не случись утреннее происшествие на переходе…