Дураки умирают

Но Маломар не мог командовать болями в груди. Они ему не подчинялись. И часто глубокой ночью в огромном особняке кидал в рот таблетки. А потом лежал, скованный страхом. Если ему становилось совсем плохо, звонил своему врачу. Тот приезжал и проводил с ним остаток ночи, осматривал, успокаивал, держал за руку до рассвета. Доктор никогда ему не отказывал, потому что Маломар написал сценарий его жизни. Маломар знакомил его с красавицами-актрисами, и доктор становился их личным врачом, а иногда и любовником. Когда Маломар вел более активную сексуальную жизнь, до первого инфаркта, когда в его доме толкались старлетки и манекенщицы, доктор частенько с ним обедал, а потом они оба угощались женщинами, только и ждущими команды раздвинуть ноги.

И этой ночью, не в силах заснуть, Маломар позвонил врачу. Тот приехал, осмотрел Маломара, успокоил, сказав, что боли обязательно пройдут. Никакой опасности решительно нет. Ему надо спать. Врач принес воды, чтобы Маломар запил таблетки от стенокардии и транквилизаторы. Потом послушал сердце стетоскопом. Заверил, что оно целехонько, а не разваливается на куски, как казалось Маломару. И через несколько часов, когда его самочувствие заметно улучшилось, Маломар отпустил врача домой. А сам заснул.

Ему снился сон. Очень яркий сон. Он в помещении железнодорожной станции. Покупает билет. Невысокого роста коренастый мужчина отталкивает его в сторону и требует, чтобы билет продали ему. Невысокий мужчина с огромной головой карлика кричит на Маломара. Маломар отходит в сторону. Не мешает мужчине купить билет. Говорит: «Послушайте, если вы так спешите, покупайте билет. Я-то никуда не тороплюсь». Мужчина начинает расти, черты его лица изменяются, голова становится более пропорциональной. Внезапно он превращается в известного киноактера достаточно далекого прошлого. Он говорит Маломару: «Как вас зовут? Я что-нибудь для вас сделаю». Он благоволит к Маломару. Маломар это чувствует. А кассир в железнодорожной кассе с благоговением обслуживает киногероя.

Маломар проснулся в темноте огромной спальни. Поле зрения резко сузилось, он видел только полосу света в зазоре между дверным косяком и приоткрытой дверью в ванную. На мгновение подумал, что он в монтажной, потом вспомнил, что ему только что снился сон. И в то же мгновение сердце его галопом рванулось из тела. Резкие импульсы боли пронзили мозг. Он сел, мгновенно покрывшись потом. Сердце куда-то неслось, не разбирая дороги. Маломар откинулся на спину, его глаза закрылись, на экране, который был его жизнью, померк свет. До ушей Маломара донесся скрип целлулоида под сталью ножа, и он умер.

Глава 33

О смерти Маломара мне сообщил мой агент Доран Радд. Как и о большом совещании по фильму, назначенном в «Три-калчур студиоз» на следующий день. Мое присутствие было необходимо, и Радд собирался встретить меня у самолета.

Из аэропорта Кеннеди я позвонил Джанель, но пообщался только с автоответчиком, говорившим с французским акцентом. Я известил ее о своем неожиданном приезде и повесил трубку.

Смерть Маломара потрясла меня. За месяцы совместной работы я проникся к нему уважением. Он не предлагал ничего лишнего, зато сразу выхватывал это самое лишнее как в сценарии, так и в эпизодах фильма. Он учил меня, показывая фильмы, объясняя, почему та или иная сцена не срабатывает, указывая актеров, которые могли проявить свой талант даже в неудачной роли. Мы много спорили. Он говорил мне, что мой литературный снобизм — средство самозащиты, что я недостаточно внимательно смотрю фильмы. Он даже предлагал обучить меня режиссерскому мастерству, но я отказался. Он захотел узнать почему.

— Послушай, — ответил я, — даже стоя навытяжку, никого не трогая, человек является орудием судьбы. Этим мне ненавистна жизнь. А уж кинорежиссер самым непосредственным образом вмешивается в жизнь других людей. Подумай о тех актерах и актрисах, которым ты не даешь роль. О всех тех людях, которые должны выполнять твои указания. Деньгах, которые ты тратишь, судьбах, которыми ты распоряжаешься. Я всего лишь пишу книги, я никого не обижаю, только стараюсь помочь. Оставляя за людьми право принять мою помощь или отказаться от нее.

— Ты прав, — кивнул Маломар. — Тебе никогда не быть режиссером. Но я думаю, что ты порешь чушь. Никто не может быть таким пассивным.

Разумеется, он не грешил против истины. Просто я хотел контролировать личный мир, имеющий ко мне непосредственное отношение.

Но его смерть сильно огорчила меня. Я проникся к нему симпатией, хотя мы не так уж и хорошо знали друг друга. Тревожило меня и будущее фильма.