Дураки умирают

Доран Радд встретил меня в аэропорту. Сказал, что Джефф Уэгон будет продюсером фильма, а «Три-калчур» проглотила «Маломар студиоз». Он предупредил, что ситуация с фильмом сильно осложнилась. По пути много чего порассказал мне о «Три-калчур», Мозесе Вартберге, его жене Белле и Джеффе Уэгоне. Начал с того, что «Три-калчур» не самая влиятельная студия Голливуда, но вызывающая наибольшую ненависть остальных. В узких кругах ее называли «Три-валчур[16] студиоз». Вартберга полагали акулой, а трех вице-президентов — шакалами. Я не преминул сказать Дорану, что тут какая-то путаница: если Вартберг — акула, то каждый из ви-пи — рыба-лоцман. Я, конечно, шутил, но мой агент меня не слушал.

— Жаль, что ты без галстука, — вздохнул он.

Я взглянул на него. Кожаный пиджак, водолазка. Доран пожал плечами.

— Мозес Вартберг мог бы стать семитским Гитлером. Только действовал бы чуть иначе. Всех взрослых христиан отправил бы в газовые камеры, зато для их детей учредил бы колледжские стипендии.

Удобно устроившись на сиденье дорановского «Мерседеса», я едва слушал его болтовню. Он говорил, что предстоит большая драка. Что Уэгон сам будет продюсировать фильм, а Вартберг проявляет к нему особый интерес. Что своими придирками они сжили Маломара со света. Я полагал, что это типичные голливудские сплетни. Суть всего монолога Дорана укладывалась в одну фразу: судьба фильма решалась сегодня. И по пути из аэропорта до студии я попытался вспомнить все, что знал о Мозесе Вартберге и Джеффе Уэгоне.

* * *

Джефф Уэгон начинал на телевидении. Сначала делал не пойми что, потом каким-то образом стал продюсировать телефильмы. Сделал их штук сто. Искусством в них и не пахло. Его не жаловали ни критики, ни коллеги, ни актеры.

Типичный фильм Джеффа Уэгона ломился от постаревших звезд, которые соглашались работать за любые деньги. Талантливый человек сразу видел, что фильм этот никудышный. Режиссеров тоже подбирал Уэгон. Обычно брал тех, за кем тянулся шлейф неудач, чтобы без труда выкручивать им руки и заставлять выполнять все его указания. И пусть фильмы получались ужасные, они все окупались, а некоторые даже приносили прибыль, потому что в основе лежал хороший сценарий. Обычно фильм делался в расчете на определенную аудиторию, а уж за расходами Джефф следил, как разъяренный бульдог. Контракты он составлял так ловко, что в случае успеха фильма практически вся съемочная группа получала меньший процент прибыли. Впрочем, такое бывало крайне редко. Но Мозес Вартберг говорил, что Джефф Уэгон всегда выдает классные идеи. Не знал только, где тот эти идеи брал.

В молодые годы Джефф Уэгон перетрахал чуть ли не всех старлеток, стремившихся попасть на съемочную площадку «Три-калчур». Если они шли ему навстречу, он устраивал их в телефильмы на роль официантки или регистратора. При удачном раскладе они могли попасть в сериал, съемки которого затягивались на год. Начав продюсировать кинофильмы, он уже не мог делать такие подарки. При трехмиллионном бюджете партнершам по постели роли, даже маленькие, раздавать накладно. Поэтому он лишь приглашал их на кинопробы, обещал помочь, но твердых гарантий не давал. Разумеется, некоторых природа не обделила талантом, поэтому они успешно проходили кинопробы и получали роль. Кто-то со временем выбился в звезды. И все испытывали к нему чувство благодарности. В стране эмпидов Джефф Уэгон чувствовал себя как рыба в воде.

Но однажды из лесов Северного Орегона появилась дивная красавица восемнадцати лет. Все было при ней. Бесподобное лицо, стройная фигура, яростный темперамент, даже талант. Но камера отказывалась передать все это великолепие на экран. Ее красота не ложилась на пленку.

К тому же она была немного не в себе. Выросла в мире лесорубов и охотников. Могла освежевать лося и сразиться с гризли. С неохотой позволяла Джеффу Уэгону трахать ее раз в месяц, только уступив настойчивым уговорам агента. Но она приехала из тех мест, где люди держат слово, а потому ожидала, что Уэгон, как и обещал, даст ей роль. Когда этого не произошло, она улеглась в кровать Уэгона, прихватив с собой нож для свежевания лосиных туш, и в самый критический момент вонзила его в одно из яиц Уэгона.

В общем-то, все закончилось благополучно. От правого яйца она отхватила совсем ничего, и все сошлись на том, что таким большим яйцам, как у Уэгона, потеря маленького кусочка не повредит. Джефф Уэгон попытался замять инцидент, не предъявив девушке никаких обвинений. Но история выплыла наружу. Красавицу отправили обратно в Орегон, снабдив суммой, достаточной для покупки бревенчатого дома и охотничьего ружья. А Джефф Уэгон хорошо усвоил полученный урок. Перестал соблазнять старлеток и принялся за писателей, воруя у них идеи. Бизнес этот оказался куда более прибыльным и менее опасным. Писатели с ножом на него не бросались.