Она всё шла и шла, а вокруг темнело, и вот уже море стало темным, пугающим, бесконечным. Страшно входить в такую воду! страшно даже остаться на берегу одной. Но Умая вполне владела собой. Это был обыкновенный, простой, идущий снаружи страх, а не внутренний, как при болезни. Голова была ясной, мысли текли реальные, простые, свои, не навязанные болезнью, как бывало.
И слышит она только ритмичный плеск волн. Никто не окликает её, не говорит с ней, ведь на берегу никого нет. Даже как-то жаль, что умрет такая спокойная, разумная женщина, совсем не больная! Умая села на песок. Хотелось есть, но кроме таблеток, в рот нечего было положить. "Посижу тут до утра, а утром, как можно раньше, и сделаю это", решила она.
В это время Нора уже в третий или четвертый раз поднимала бедного дежурного врача с постели, и он сказал ей наконец: "Девушка, сколько можно! Скажите свой телефон, я обещаю вам, что позвоню, как только она явится. А сами больше не звоните!"
Умая отошла от береговой линии, разгладила руками песок, насыпала из него что-то вроде подушки и легла, укрыв нарядным полотенцем ноги. Она смотрела в темно-синее далекое небо, усыпанное звездами. Как прекрасно! Может быть, есть загробная жизнь, и Умаина душа завтра будет уже там, наверху? Хорошо раствориться в море, а еще лучше растаять в воздухе, превратиться о облачко, не страдать, не мучать свою девочку! Если у неё хватит духу сделать всё, как она задумала, если всё удастся, то и на похороны тратиться им не придется.
Умая незаметно уснула. Нора к этому времени тоже спала, наплакавшись и взяв с мужа обещание завтра утром на машине свёкра поехать на поиски мамы.
Чем приятнее пахнет вокруг спящего, тем лучше ему снится сон. И Умая видела изумительный, утешительный сон в эту ночь.
Проснулась она, когда край солнышка уже выглянул из- за горизонта, тут же вспомнила, что ей предстоит и ужаснулась, что мало времени осталось до появления людей. Решимости содеять намеченное у неё осталось совсем немного, но никакого другого выхода нет. Вернуться в больницу? Нет, легче умереть.
Первое же легкое движение пронзило её жестокой болью. Поясница! Нельзя в таком возрасте лежать всю ночь на влажном песке! Умая не могла шевельнуться. Радикулит победил.
Нора с мужем нашли её на том же месте, в той же скорченной позе, когда солнце уже поднялось высоко, море блистало и дышало, как всегда, а на краю затопленной стены сидел мальчишка -- удильщик, который и показал им: "Тётя там, в ямке лежит".
Умая не могла разогнуться, не могла ступить и шагу. Дочь с зятем с трудом тащили её в машину, а она не отводила взгляда от морской синевы и была странно умиротворена, несмотря на боль. "Ничего, умереть никогда не поздно".
Профессор в эти дни впал в хандру. Фактически у него был давно уже отпуск. Но он ежедневно являлся на кафедру, просиживая часы в своем украшенном чеканкой, вишневыми портьерами и замысловатой бронзовой лампой кабинете, с верной Изой у двери. "Работал над статьей". Тоскливо, скучно.
Что у него в жизни было хорошего? Нет привязанности, тепла. Кругом завистники или паразиты. "Дай, помоги, устрой". Устал! Жена красавица, не старая ещё- а что толку! Не работает, но и дома не сидит. Ездит по путевкам и без путевок, покупает там одно, здесь другое, увлечена этим. Не для продажи- боже упаси. Разве что лишнее останется или кто-то из своих очень попросит. И сказать ничего нельзя- сразу крик: "Я создала тебе дом, у кого ты видел такой интерьер, такой гарнитур! А какое я приданое для Сабины собрала!"- и так далее.
А Сабина, единственная дочь, хоть и числится на полставки в больнице, на психиатрию откровенно плюёт. Основная её деятельность- в турбюро с иностранцами, благо выучили её английскому в свое время. Позор! Скоро тридцать, а замуж не желает. Да и кто из приличных, из своих её возьмёт! Жить не хочется, когда думаешь об этом.
День сегодня пасмурный, душный. Море неподвижное, тусклое, молочно- белое, неуловимо переходящее вдали в белёсое небо. Деревья в пышной зелени, а под ними уже валяются желтые листья. То ли дождь пойдёт, то ли ветер сорвётся.
Профессор звонком вызвал секретаршу Изу. "Пусть придёт трудинструктор Кямаля, принесёт с собой журнал трудотерапии". Иза одарила Мамулю неодобрительным холодным взглядом. Но не посмела ярче выразить свое отношение к этой встрече.
Через несколько минут дверь приоткрылась, и Кама вошла в кабинет. Мамуля смотрел на неё. Коротковатые ноги, широкий плоский зад. Большая голова с сильно отодвинутой назад линией волос, что придает профилю неприятное выражение... Улыбнулась широким ярким ртом, показала ряд неправильных, далеко не жемчужных зубов. "Нет, не нравится она мне", -- подумал Мамуля. Но вслух сказал: "Садись, Кямаля, не стесняйся". Кама присела, наклонилась вперед. В разрезе белого халата мелькнула глубокая ложбина между грудями. "А грудь большая, как в календаре". В столе у Мамули хранился иностранный эротический календарь.