— Плохо петь. Волновайся. Нот не уметь. Ты не играть. Быстло петь. Ванька нузен. Он с ней петь. Быстло надо. Влемя узе.
— Хорошо. Я сейчас. Мишель, вы пока один начинайте. Пару минут, — а чего круто. Это сейчас целый замминистра побежал просьбу (или приказ) Дондука исполнять.
— Анна Тимофеевна, песня великолепна, даже лучше первой. Вы, правда, чуть торопитесь. Не волнуйтесь. Давайте попробуем первые строчки, и я мелодию подберу.
Спела кикимора лучше, может и не нужен Ванька? Кох послушал, как Глинка пытается подобрать мелодию. Ерунда, в смысле не подбирает плохо, а ерунда, можно не спешить. Без них этот праздник точно не состоится. Пусть развлекаются там пока.
Вернувшийся Пётр Андреевич сначала послушал, как первый куплет поёт Анна Тимофеевна, мычит, задавая ритм, дархан и звенит на клавесине Глинка, а со второго тоже включился. За этим занятием их и застукал Пушкин. Он поднялся на третий этаж, видимо, на звуки клавесина, и встал в дверях, замерев с открытым ртом.
— Александр Сергеевич, а мы тут плюшками балуемся, — увидел поэта Вяземский. Ну почти.
— Александр Сергеевич, а мы тут… готовимся, репетируем.
Пушкин взял, да и убежал. За плюшками?
— Господа я спущусь к гостям. Я мелодию уловил и в нужных местах подхвачу, а вам ещё минут десять даю и спускайтесь, а то будет неудобно перед Александром Сергеевичем и гостями.
— Моя тозе ходить. Вам не месать. Ванька здать. Пускин охлаздать.
Гостей добавилось. Нет. Гостей добавилось, так добавилось. Вся большая зала была заполнена людьми. Высший, тудыт его в качель, свет. Дамы в хвостатых платьях, мужчины в мундирах в основном, но есть и, как господин Пушкин, в сюртуке. Парочка франтов и в чёрных фраках с кружевами на груди припёрлась. И выделялась среди всех старуха в салопе и чепце. Даже в гости в таком виде заявилась.
— Софья Сергеевна, — поспешил к матриарху Вяземский. Двинулся за ним и Сашка.
— Там необычная музыка играет, — подала ручку в кружевах и перстнях княгиня.
— Готовимся. Дархан, может вы начнёте с шахмат. Народ, я смотрю, уже собрался.
— Моя за. Моя играть. Где играть? — оглядел зал Дондук.
— Пройдёмте, пойдёмте, Софья Сергеевна, я там стулья для желающих понаблюдать за игрой поставил.
Вяземский ушёл распоряжаться, а к Сашке подошёл Виельгорский.
— Твоя всех знай? — Дондук головой округлил зал.
— Некоторых шапочно.
— Ницего. Вон тамо кто? — среди гостей было четыре человека в белых мундирах. Всё ведь затевалось, чтобы найти Дантеса. Самое время. Угадал Кох с первой попытки. Ну, он и ткнул пальцем в самого высокого из кавалергардов.
— Шарль д’Анте́с или теперь правильнее Карл де Геккере́н поговаривают… Нет. Точно уже известно, что его клиент барон Луи Геккерн, находящийся в Петербурге в качестве полномочного министра или посланника нидерландского двора…
— Клиент? — Не понял Кох.
— Покровитель, патрон, меценат, спонсор.
— Спонсор понять.
— Так на чем… А да, точно известно, что министр Луи ван Геккерн собирается его усыновить. Уже подано прошение.
— Нидерландов?
— Да. Голландия, — подтвердил Михаил Юрьевич.
Нда. Вот так и работай киллером. Если бы не решил Сашка длинным путём к Дантесу подбираться, то явно бы не туда зашёл. Ну, спросил бы он, где тут бельгийское посольство у кучера, тот бы и отвёз. В голове чего-то перемкнуло и Кох считал этого перца-гомика бельгийцем. А он, бляха муха, голландец.
— Дархан! — с противоположного конца зала ему махал Вяземский.
— Моя посла иглать.
Событие шестьдесят третье
Шахматист и холерик — это как… пушистый и ёжик. Пушкин выиграл ходить белыми и сходил. А вокруг народ загалдел, словно он не е2-е4 сходил, а под себя. Сашка сделал морду кирпичиком и чётки стал демонстративно перебирать, когда наше всё думал. Наверное, того красные чётки у соперника в синем отвлекали. Ещё болельщики отвлекали. Сергеич вскакивал иногда и пытался ходить туда-сюда, а тут облом, десятка три зрителей окружили стол и все за, понятно, Солнце, болеют. Или не упёрлось им Солнце, против азиата болеют.