Дури еще хватает

В начале 1990-х я свел довольно близкое знакомство с сэром Мартином Гиллиатом. Поразительный был человек. Если вы не знали его, могу вас уверить: узнав, полюбили бы. Теперь таких уже нет, а если б и были, на само происхождение и повадки их ныне, я полагаю, взирали бы свысока. Лудгроув-Хаус, Итон, сорок лет в звании конюшего и в должности личного секретаря королевы-матери Елизаветы. «Для сэра Мартина нет гусей — одни только лебеди» — так говорили в королевском кругу. Что в переводе на обычный язык означает: каждый, независимо от его происхождения, воспитания, расы или пола, от того, занимает ли он положение высокое или низкое, представлялся сэру Мартину замечательным и великолепным. Я никогда больше не встречал человека такого естественного обаяния, доброты и жизнерадостности. Он был «хорошим солдатом», о чем, разумеется, никогда не упоминал. Несколько раз бежал из нацистского плена, и его всегда возвращали обратно. В конце концов он, как и другие неуемные беглецы, оказался в Колдице, этом Итоне лагерей для военнопленных. Мне говорили, что с тех пор он больше не спал. Во всяком случае, положенным образом. Судя по всему, доктора долго исследовали его, пока он не устал[41] от них и не прогнал в шею. Это качество сделало его идеальным для королевы-матери секретарем. Она могла весело отобедать, посвятить половину ночи развлечениям, а в час, в два лечь спать. Он же сидел и составлял, ожидая ее пробуждения, письма. Потом они вместе выгуливали в парке собак. Идеальные компаньоны.

В написанной Хью Виккерсом биографии королевы Елизаветы рассказывается хорошо известная при дворе история. Королева любила розыгрыши. Как-то вечером после обеда в ее любимом замке Мэй — он стоит на самом севере Шотландии, в Китнессе, — королева и прочие дамы, оставив, как водится, мужчин за портвейном, решили, что получится очень весело, если все они спрячутся за портьерами, а когда мужчины, насладившись портом и сигарами, выйдут, наскочат на них.

Сэр Мартин, вышедший первым, сказал (а голос у него был громкий): «Слава богу, похоже, бабье уже дрыхнуть завалилось».

Я познакомился с ним потому, что он был записным благотворителем театров Вест-Энда, — иначе как ангелом его там не называли. А для нашего мюзикла «Я и моя девочка» он стал просто-напросто золотой жилой, да еще всегда и за все нас благодарившей. Однажды он пригласил меня и Роуэна Аткинсона (также хорошо его знавшего) на ленч в свой клуб, «Бакс». И там, над яйцами чаек и спаржей, признался, что пригласил не просто так, но с задней мыслью.

— Позавтракать с вами, ребята, конечно, одно удовольствие, но я хочу попросить вас кое о чем. Вы знакомы с вдовой герцогиней Аберкорнской?

Мы оба со всей почтительностью признались, что удовольствия познакомиться с ней не имели.

— Нет? Ну ладно. Она уже многие годы состоит во фрейлинах королевы Елизаветы. В июле ей исполняется восемьдесят лет, и мы — иными словами, королева Елизавета — хотим отпраздновать ее день рождения в «Кларидже». Вот я и подумал, может, вы могли бы устроить там небольшое представление? Музыканты у нас уже есть, но ведь и комедианты всем по душе.

Мы с Роуэном, переварив услышанное, обменялись красноречивыми взглядами. За год до этого мы с ним совершили набег на Ближний Восток, произведя то, что на языке Роуэна именовалось «ограблением банков». Мы оба играли его «Моноспектакль» (забавное название) в Бахрейне, Абу-Даби, Дубае и Омане, подслащивая жизнь вынужденно покинувших Британию сотрудников нефтяных компаний высококачественными и весьма дорого обошедшимися им комическими представлениями. То есть программа у нас имелась.

Но имелись и сомнения, каковые Роуэн и высказал в выражениях почти совершенных.

— Видите ли, — сказал он, — материал у нас есть, н-но, если возраст публики будет таким же, как у герцогини и королевы-ма… королевы Елизаветы, кое-что из него может показаться ей…

— Непристойным? Чрезмерно смачным? — Звучный голос сэра Мартина эхом отразился от всех поверхностей обеденной залы клуба, заставив содрогнуться столовый хрусталь. — На сей счет не волнуйтесь. Сортирный юмор по душе королевской семье. Естественно, я не имею в виду совсем уж грубую матерщину.

— Ну да, конечно, — сказал Роуэн и не без труда сглотнул, уставясь в тарелку. — Еще бы.

Будучи преданным слугой, не предрасположенным к сплетням, сэр Мартин, однако, не смог не рассказать мне одну историю о своей работодательнице. Как-то утром она сказала ему в одной из верхних гостиных Кларенс-Хаус:

— Мартин, по-моему, наш телевизор выходит из строя. Может быть, нам стоит завести новый?

— Я посмотрю, что с ним, мэм.

И действительно, по экрану телевизора — то было много лет назад — бежала сверху вниз горизонтальная полоска, вечная беда электронно-лучевых трубок.

— Я позвоню любезным джентльменам из «Харродза», мэм, и, пока вы будете завтракать, они установят новый.

— Прелестно, Мартин. Вы ангел.

Разумеется, все происходило задолго до не такой уж и холодной войны между королевским двором и «Харродзом» Мохаммеда аль-Файеда.