Дурман для зверя

Язык так и жгло едкое замечание, что его требования подходили бы его любовнице, содержанке, а совсем не дочери. Но, если подумать, разницы особой нет. Он меня реально содержит, платит за все, прячет от Уварова. Тут уж выбор очевиден: я остаюсь и пляшу по его правилам или должна поблагодарить за щедрость и свалить в никуда, как пришла. Ага, голышом. Конечно, будь мы хоть сколько-то ближе знакомы, я могла бы попытаться попросить о некоем выходном пособии для неспособной оценить его щедрость и заботу дочери. Но сильно сомневаюсь, что его получу. И еще чует моя задница, что уйти отсюда, даже ни с чем, куда как сложнее, чем попасть сюда.

— Я бы хотела учиться.

— Со временем возможно, — он практически отмахнулся от меня. Даже не спросив, на кого.

— И телефон тоже было бы неплохо. Ну или планшет, или ноутбук с выходом в сеть.

— А вот с этим тебе придется обождать.

— Почему? Кто сейчас живет без телефонов?

— Аяна, пойми, любое средство связи — это шанс Уварову добраться до тебя и воздействовать, угрожать, запугивать, выматывать нервы. Мне ли тебе объяснять, насколько сейчас это просто?

— Чего мне бояться, когда я под защитой двадцать четыре на семь?

— Как совсем юному оборотню, бояться тебе и окружающим нужно в первую очередь за твое душевное равновесия. Так что с любыми средствами связи с внешним миром мы обождем.

Что же, логика в этом есть, и ему виднее. Ну или выгоднее. По-любому кому мне звонить, кроме матери, и с кем общаться? Всей моей прошлой жизни как ни бывало, так стоит ли цепляться за старые привычки. Но все равно, при всей обоснованности это тянуло на насильственное ограничение, и меня подмывало взбунтоваться.

— Как долго?

— Этого я пока не знаю, но ты сразу получишь все и самое лучшее, как только станет понятно, что угрозы нет.

Я сглотнула очередной удушливо-горький ком, разбухший в горле. «Угрозы нет» будет означать, что Захар на меня забил и завел себе новую игрушку? Что ему не станет до меня никакого дела?

— Хорошо. Я тогда пойду, — пробормотала, стараясь не морщиться, потому что проклятый ком не хотел исчезать. Наоборот, упав вниз, он распирал теперь в груди, мешая нормально биться сердцу и делая вдохи болезненными. И еще эта мерзкая пустота в животе. Как дыра со сквозняком, ей-богу.

— Иди. Часикам к восьми только будь готова — поедем в одно интересное место с очень хорошей кухней.

Так у нас и поехало и продолжалось день за днем уже без малого месяц.

Первые две попытки обернуться закончились неудачей. Как бы я ни силилась воспроизвести все ощущения, ни хрена не выходило, и это злило, а все усугублялось пониманием, что мои неудачи, само собой, не остаются незамеченными. Куча больших братьев следят за тобой, Аяна. Но на третий день случилось нечто, чему объяснения у меня не было. Меня вдруг как в спину кто толкать начал из комнаты, и все внутри ходило ходуном и ворочалось, превращая человеческое тело в жестокие оковы. Мой зверь просился наружу сам, причем отчаянно, и я всем своим существом осознавала не просто его жажду свободы, а и стремление рваться куда-то в определенное место… что сейчас ощущалось находящимся где-то в районе едва различимых из окон дома ворот главного въезда. Причины этого я понять не могла, однако, когда, запросто перекинувшись и поносившись вволю, я «вернула кожу», как тут принято было говорить, то обнаружила себя как раз под глухим высоченным забором совсем неподалеку от ворот. С того времени эти странные вещи повторялись ежедневно, а иногда эта внутренняя буря поднималась и дважды в день. Куда и зачем моей дурной волчице все время нужно было бежать, я так и не поняла пока, не особенно у нас с ней была налажена коммуникация. От слова совсем.

Проснувшись в один из дней, я, по уже сложившейся привычке, решила пойти на улицу до завтрака, чтобы сменить ипостась и размяться. Вот такие у меня теперь утренние пробежки — на четырех, вместо двух.

Не заморачиваясь с одеждой, накинула только пушистый халат на голое тело и вышла в коридор. По первости меня коробило понимание, что мои сиськи и задница сверкают перед посторонними, но постепенно я привыкла, да и не ловила ни одного из секьюрити за тем, что пялятся на меня.

Уже почти дойдя до лестницы, замерла, услышав странный звук. Странный для этого дома, где почти постоянно царила тишина, как в роскошно обставленном склепе.

Могу поклясться, что это был смех. Громкий, раскатистый, полный какого-то свирепого торжества, от которого у меня на затылке волосы зашевелились.

Смеялся явно Федор, больше некому, и я, поддавшись любопытству, на цыпочках побежала в сторону его кабинета. На подходе уловила смутно знакомый запах, который внезапно опять разволновал мою волчицу, и сердце затарабанило так, что его точно должны были услышать, учитывая, что дверь была открыта.

— Аяна! — окликнул меня Милютин. Вот я же говорила. — Войди!

Я поморщилась, глянув на свои босые ноги и халат. Ладно перед местными так светиться, а тут явно чужак… хотя какое мне дело до его мнения? Об имидже у нас беспокоиться папаня должен.