Дурман для зверя

Все же мои мозги точно с каким-то серьезным изъяном, потому как от перспективы приставашек мохнатого монстра я умудрилась испытать сначала импульс острейшего возбуждения, обозвала себя конченой извращенкой за это, а потом пугающая зверюга в моем воображении каким-то непостижимым образом трансформировалась в мелкого склочного карликового Вольдемарчика, любимца тетки Анны, кобелька неизвестной породы, что вечно пытался трахнуть все и всех вокруг: от ее вышитых подушек и кошек до ног самой владелицы. За что она его любовненько обзывала «злыдень писюхатый». Последнее просто добило меня, и я в голос заржала и не могла остановиться несколько минут, пока до икоты не дошла. Утирая слезы, добралась до лежбища и завалилась на него спиной к сидящему Захару, продолжая то и дело сотрясаться от вновь подкатывающих волн идиотского веселья.

— Хм-мм… Чем бы ни была вызвана столь странная и бурная реакция, Аяна, я бы впредь не отказался слышать твой смех почаще, — прокомментировал котоволчара, вытягиваясь позади меня и подтягивая вплотную к себе.

— В общем так: этот подвал больше всего смахивает на логово маньячилы. Но меня ободряет то, что если бы ты хотел меня выпотрошить, как овцу, то мог сделать это сто раз раньше, не привозя сюда и не засветив перед свидетелями. Ну разве что у вас целая чертова секта маньяков-потрошителей…

— Аяна! Фантазия у тебя…

— Тш-ш-ш! Я закончу уж. Так вот. Сейчас я правда просто постараюсь уснуть, а когда проснусь и НЕ стану никакой зверюгой, ты признаешь, что все это полная чушь, отпустишь…

— Сразу нет! — прорычал Захар, поднимаясь на локте.

— Ладно, тогда ты хотя бы позволишь мне обратиться за медицинской помощью.

— В этом нет необходимости. Потому что ты обратишься. Я чувствую запах твоей волчицы так отчетливо, как будто она уже здесь.

— Да как скажешь, — фыркнула я, нарочно посильнее зажмуриваясь и приказывая себе не переваривать все это безумие, а просто спать.

Самое удивительное было как раз в том, что я действительно уснула почти моментально. Только пригрелась в опутавших меня цепких объятиях сбрендившего мужика — и провалилась в сон. А потом понеслось нечто адское. Меня опять корежило и ломало, причем и в забытьи, и когда вроде выныривала из него. Или мне только чудилось это. Все тело горело изнутри, как будто вместо костей у меня были спирали накаливания. Особенно пекло ступни, позвоночник от затылка до копчика, нос и челюсти и кисти рук. С трудом разлепив глаза, я поднесла к ним руки и заорала истошно, увидев, что они жутко деформировались и покрылись шерстью, которая тут же исчезла, словно втянувшись обратно в кожу, что меня окончательно добило.

— Прекрати, Аяна! — Захар схватил меня, попытавшуюся рвануть незнамо куда. — Не останавливай это! Не смей!

— Пошел ты! Что со мной?! Как ты это на хер делаешь?!

— Это не я, это ты! И ты должна позволить всему случиться!

— Нет-нет-нет, катись ты! Отпусти!

Я дралась. Кусалась. Лягалась. Царапалась. Он терпел, удерживал, продолжая нести всю эту свою «расслабься-позволь» херь.

Я внезапно возбудилась до умопомрачения и принялась целовать его и тереться, извиваясь всем телом. Захар, сволочь, отказал мне в близости, хотя могу поклясться, что его колотило не меньше моего. И все твердил свое ненавистное «сейчас не время, нельзя пока тратить силы, расслабься».

Я выдохлась. Уснула. Проснулась, и все пошло по тому же кругу. Я бесилась, плакала, скулила, кричала в ужасе, когда проклятая шерсть опять вылезала то там, то тут, вызывая дикий зуд на коже. Приставала к нему, уставала, сдавалась и снова отключалась. И так понятия не имею сколько раз.

Последний раз я пришла в себя от жуткого голода. Живот ревел иерихонской трубой, на тюфяке я находилась одна, лестница была опущена, Захара не видно, но я слышала его «бу-бу-бу» откуда-то сверху.

Села, переждала, пока гребаный подвал не перестал прикидываться каруселью, вращающейся вокруг меня, и медленно поковыляла наверх.

Котоволчара оказался прямо у входа в подземелье, будто знал, что я именно сейчас выползу. Подхватил на руки и понес куда-то. В ванную, оказывается. Но я слабо взбрыкнула. Пусть моя кожа и ощущалась противнее некуда после всего пролившегося с меня пота, но другая потребность была мощнее.

— Сначала поесть.

Захар прихватил из ванной полотенце, донес меня до небольшой, очень простенькой кухни и посадил на стул, укутал. Открыл холодильник и достал пластиковые контейнеры с едой. Я выхватила один из его рук и, открыв крышку, стала, давясь, есть, не разбирая, что это. Мясное что-то точно.

— Итак, я не обратилась, — с набитым ртом констатировала, как только смогла думать не только о заглатывании пищи.

— Нет, — мрачно ответил Захар.

— По мне так неплохо.

— На самом деле, Аяна, это очень плохо. Ты упрямо душишь свою волчицу, не позволяешь ей освободиться. Ты убиваешь часть себя этим, разве не понимаешь?

— А если она помрет, я выживу?

— Разве это жизнь?!

— И все же. Я буду жить, причем без вот этого вот странного дерьма, так? Буду нормальной.