Дурман-трава

— На картошку, доездом мы, — ответила одна и поинтересовалась: — Вы из Печкова?

— Я-то? — Он придвинулся ближе. — Прилаживайтесь под плащ — кашлять будете. — Он осторожно втиснул их под полы своего плаща, обнял за плечи. — Однако ху-удющие… Маток нет, кормить некому?

— Фигуру сохраняем.

— Сохраняйте, коль надо. — Лыков хмыкнул. — Я тоже буду студентом. Держал экзамен… Будем знакомы, худобы… Петр Микитович Лыков… Петя. Как вас величать?

— Хи-хи, Та-аня.

— Руку, Таня! Будем…

— Алла…

— Будем знакомы.

— Почему один сдавали? Вы что ж, развивающийся? — хихикнула Алла.

— Это как?

— Диктовку писали?

— Медалист я…

Машина съехала с большака на проселок. Пассажиров сильно подбросило.

— Неухоженная, однако… Крепче цепляйтесь. — Лыков выставил ноги, уперся спиной в кабину. — Выживем, однако. По какому профилю учиться будете, Таня-Ала?

— На русском отделении…

— Русское слово знать надо, особливо на таких дорогах. Я тоже на русском. Что ж я вас не примечал…

— Мы на втором курсе. Наш отряд вообще-то в Мятищах. А скажите, Петр Микитович?..

— Давай лучше на ты, коллега все ж. — Лыков улыбнулся.

— Вы б тогда бороду сбрили.

— Нельзя, дед не велел. Со Джоя я, с лесного хозяйства к вам, без бороды там холодно… Привык.

— Дед ваш кто? Твой, извините?

— Как не извинить. Трифоныч, нынче помер, по весне. На охоте ушибся, капканы ставил. Нету его боле, я и подался учиться, литературу сильно люблю. Покамест его оставлять одного не хотел. Теперь вот с вами еду…

— Петь! Ой, даже как-то неудобно так.

— Сказано, удобно, не тушуйся. Вовсе даже удобно.

— Где Джой?

— Река? В Сибири. Хороша река: хариусы есть, таймешки… Вода студеная, с ледников. Дно глубоко видать — чистая река. По нынешним временам чище и нет. Вот хоть с Невой вашей не сравнить. С енисейских краев и род мой — все с Джоя…

Грузовик снова подбросило на ухабе. Лыков хлопнул по кабине.

— Мягче, благодетель, не то крышу я тебе прогну, — крикнул он и крепче прижал девчонок, высыпавшихся из-под плаща. — Вишь, услыхал. — Он улыбнулся.

Грузовик пошел тихо, объезжая рытвины и ухабы.

— Вон огоньки, — заметила Алла.

— Видать, прибыли.

3

Он вспоминал. Утром следующего дня набежала хорошая погода, растянуло по закраине леса дождевое облако, и подоспело бабье лето. Постояло оно, однако, два-три денька и сошло на холодную осень. Дожди затяжно стали поить полинялую разом землю. Понес с северного угла резкий ветер, и по утрам трава под ногами заискрила изморозью. Липы на ближних холмах облетели, лишь край леса ярко горел гроздьями рябины. Вечерами пошел по Печкову от изб запах жареной картошки с грибами.

Запомнил он день, когда приехала Маша. Лыков столкнулся с ней в дверях жилища. «Тоже на картошку? — подивился он, пропуская ее. — До чего ж мала! И ладная!» Он одобрительно проводил ее взглядом и сам зашел следом. Особый интерес у него вызвали ее испуганные зеленые глаза. «Жалка́, ой жалка́!» Ему захотелось по-дедовски, нежно погладить ее по голове, посадить на колени и приласкать. Показалось, что и другие обратили на нее внимание, но все занимались своими делами. Лишь из угла донесся чей-то голос:

— Здорово, Машуль, наконец-то…

Она, не оборачиваясь, ответила:

— Здрасте…

Рядом с тощим верзилой, приехавшим с ней, показалась она Лыкову совсем малюткой. «Вот те божья коровка», — прошептал он, разглядывая ее простенькую одежку. Улыбнулся, услыхав ее почти детский голос. Она стащила с плеч пуховый свитер, осталась в розовой мальчишеской ковбойке с кармашками на груди. «Господи, что статуэтка!» Лыков, покраснев, оглянулся, но никто не заметил его смущения и интереса к девушке. Та, поймав на себе его взгляд, попросила:

— Помогите, пожалуйста, там за порогом мой мешок, не было сил его втащить.

Лыков принес рюкзак, еще помог ей вытянуть спальный мешок и расстелил его подле своего.

— Я здесь сплю, — сказал он зачем-то, оглядывая длинные стеллажи нар вдоль стен.

— Значит, как за каменной спиной… — Она улыбнулась ему.

Лыков кивнул в ответ. Отошел в центр комнаты, огибая массивные опорные столбы. Склонился перед печкой, запалил огонек, подложил дров и прикрыл заслонку. «Сыровато, однако, в здешнем санатории, протапливать надо почаще, не то заболеют…» — подумал он, поглядывая на Машу.

И весь остаток того дня он больше не выходил на улицу, прислушивался к дроби дождя, читал и поглядывал на чудную девочку, думая, как же это он, неотесанный мужик, будет в университете сидеть за одним столом вот с такими жалкими, как эта.