Дурман

— С собакой этой, дурной, сегодня, — ей в макушку пробормотал Казак. — Знаешь, думал это подстава. Ночь, пустая трасса. И нас — всего трое мужиков, да Лизка. Идеальный же расклад, чтоб убрать всех. Пока по тормозам за машиной Димы жал, чтоб не въехать, успел с жизнью попрощаться. И только про тебя и думал, — обхватил так ее плечи, все тело, что не сделать вдох. — Чтобы вернуться. К тебе. Доехать-таки. А все остальное, по боку. Права ты. Нет у меня никакого гребанного кода бессмертия или гарантии, что не прикончат вот так, где-то тайком на дороге. Раньше это просто не важно было. Не имел я никого. А теперь — у нас же семья. — И еще крепче сжимает.

А Таня и не дышит.

Ее накрыло такой волной, что горло перекрыло, душит. Давит грудь, сильнее тисков. И снова — дикий страх, панический просто. За него. Что случится что-то, а она повлиять не может, никак не поможет. И любовь к нему безумная, ведь не отмахивается и от ее слов, от ее доводов, понять пытается. Идет навстречу…

И почему все настолько сложно? Ей все еще не хочется в этом вязнуть, не хочется признавать мир, где есть хоть какое-то оправдание криминалу. Но если это мир ее любимого человека, то что остается делать?

— Значит, я не могу вернуться домой, к тебе, только потому, что это опасно сейчас? И про меня могут узнать? — Таня попыталась разобраться.

Очень хотелось верить, что дело именно в этом, а не в том, что она слишком долго давила на его больное место.

Вместо ответа, Виталий прижался губами к ее волосам, коснулся щек… А его руки ни на миллиметр не ослабили хватку.

— Даже думать об этом не хочу, Танюша, — все-таки ответил. Тихо и сипло. Словно действительно боялся. — А все равно — только об этом и думаю постоянно.

— Но, ты же все время у меня, и так, — нахмурилась она. — И сейчас приехал. И мы же расписаны. Да, тихо и без свидетелей, почти. Но все равно. И здесь тебя все видели… Кто про нас не знает?

Виталий резко выдохнул.

— Даст Бог, никто, кому это знать не надо, — достаточно резко отозвался он, чуть сместившись на сиденье.

Таня мало что поняла из его позиции по ситуации, зато, вдруг вспомнила, что она, вообще-то, на работе. И у нее дежурство. И собака та самая, после операции, у которой уже пора бы проверить состояние. На практикантов тут она полагаться не собиралась. И это заставило Таню всполошиться, дернуться.

— Куда? — тут же рыкнул Виталя.

— Да, к собаке твоей! — тоже резко напомнила она, пытаясь вывернуться из его руки и достать салфетки из ящика в подлокотнике переднего сиденья.

Виталя расслабился. Хмыкнул.

— Это не моя. Это Лиза в дворнягу сбитую вцепилась. Истерику закатила на трассе…

— Лиза — это кто? — достав-таки салфетки, глянула на него искоса.

Не потому, что не видела женщину, которая была с ними несколько часов назад. А потому, что хотела узнать о ней больше. Раньше ничего не слышала об этой Лизе.

— Она с Димой, — Виталя чуть посторонился, позволив ей хоть как-то привести себя в порядок. Наклонился, подняв ее одежду, которая давно упала на пол.

— Жена? — уточнила Таня. Резинку свою для волос так и не нашла, попыталась хоть в косу заплести растрепанные пряди.

— Женщина, — поправил ее Казак, тоже начав одеваться.

— Она с ним живет?

Казак хмыкнул.

— Теперь да, по ходу.

Таня, глянула через плечо, пытаясь еще и куртку с переднего сиденья достать.

— Почему я тогда не могу быть с тобой?

Веселья в Казаке стало меньше, а вот какой-то опустошенности и усталости — больше.

— Танечка, ну ты сравнила, — он невесело хмыкнул. Растрепал ее волосы, которые Таня только заплела. — Димка, он не о том сейчас думает. Он целиком на своем сосредоточен, чтобы по долгам всем воздать, свое вернуть. И Лиза… Он оценил, что она его дождалась, не думал Батя и не рассчитывал на такую преданность. Но… Она для него удобна и важна, даже привязался уже, только не боится Батя ее потерять. Не понял еще, что это такое, и чем обернуться может. Хоть я и говорила с ним. Сам про охрану напомнил. Но у Димы своя точка зрения. А я ж подохну, если с тобой хоть что-то случится, Танюша. Я тобой рисковать не могу, нет у меня никого важнее и дороже, — снова сжал ее тисками-объятиями.

Таня опустила голову ему на плечо. И хорошо, и плохо. И больно, и сладко. Вечно у них все двойственно. Никак не доберутся до однозначности.

— Ты меня с ней сравнивал, да? Это она терпеть и смириться смогла?

Виталя ругнулся.

— Танюша, ну забудь об этом! — раздосадовано крякнул Казак. — Протупил я, признаю! Не с того бока подошел, Танюш. Да, меня заело, что Лиза, все зная, Бате претензий не выставляет, и любит, несмотря на все это. Вот и ляпнул с досады. Но мне ж, все равно, кроме тебя не нужен никто, Таня. И тебя я обидеть не хотел, вот, как есть горю, честное слово, — даже встряхнул, заставляя ее поднять на него взгляд.

Таня, вроде, и понимала. Но неприятно было все равно. Только зачем вновь заводиться? Наспорились уже на две жизни вперед. Ведь она это все раньше обдумала. А сейчас в другом пыталась разобраться.