Дурман

Когда Таня утром вышла из душа и посмотрела в зеркало, стало понятно, что следует поторопиться и заехать к ней домой перед работой. Потому как, если зубную щетку она еще имела в кабинете, неоднократно дежуря ночью, то более закрытую кофту — стоило поискать в шкафу. А пугать или заинтересовывать сотрудников “засосами”, желания не было. Причем, нельзя сказать, что она могла предъявить претензии Виталию. Хотя, вот этот вот, на шее, и еще один на ключице — точно его вина. Но вот на предплечье, и тонкий синяк под нижней губой — это уже ее “работа”. Стеснялась Таня кричать во весь голос на улице, хоть Казак и заверял, что никто не услышит ничего, когда поедание мороженого закончилось очередным, прямо-таки, “приступом” страсти, схлестнувшим их друг с другом. И если высокий забор, да каменная стена беседки убедили ее в приватности, то насчет звукоизоляции — сомнения имелись. Вот и закусывала свое же плечо, стараясь сдержаться. Хотя, ей-Богу, это не особо помогало. Что-то такое делал с ней этот мужчина, как-то так покорял ее тело, что не могла Таня оставаться сдержанной. Ощущения и эмоции с ним, буквально, разрывали весь ее контроль и сдержанность на ошметки. Да и сам Казак… В общем, не сдерживался. Может, стоит и на спине поискать его отметины? Хотя, так ли это уж важно? Было нереально здорово, и все. И Таня все равно стонала достаточно громко. Оставалось надеяться, что до дома соседей действительно далеко, как это говорил Виталий.

А вот полоска на подбородке, это уже “свежий” утренний след от ее же зубов. Закусила Таня губу, когда проснулась от жадной и неожиданной страсти этого мужчины. Уже и кричать не могла: то ли сорвала все же голос, то ли мороженное не прошло даром и не сработала ее “гомеопатия”. И было так классно: немного сонно, немного страшно от силы удовольствия, но так правильно и здорово, что она даже не понимала, с какой силой закусывает свою несчастную губу. Казаку на страсть отвечала такой же страстью. А теперь вот, пожалуйста!

Но нет, краситься она не будет из-за этого. Все, пусть сотрудники думают, что хотят. А ей жалеть не о чем и претензии предъявлять не за что.

И тем не менее, домой заехать стоило, однозначно. Наденет блузку, легкую, но с длинным рукавом, с воротником-стоечкой. Хоть часть следов скроет. Правда, голос сегодня все равно сипит, но это такое. Скажет, что мороженым злоупотребила, если кто спросит. Тоже ведь, правдивый факт.

Об этом и попросила Казака, пока разводила себе все тот же облепиховый чай. Хорошо, что Виталий такой предусмотрительный оказался, запасся заготовками. Сам хозяин пил кофе, приготовленный какой-то хитроумной кофе-машиной. Даже Тане аромат понравился. Но попробовать, несмотря на предложенную ей все с той же бесшабашной улыбкой его собственную чашку, не рискнула. Действительно, кофе переносила не всегда хорошо, оставляла для крайних случаев.

Виталий был не против завезти ее домой, а уж от причины ее просьбы, так очевидно, не расстроился. Хоть и повинился, вроде бы, но уж очень хорошо заметно, что так, для виду. Впрочем, Таню это все тоже не особо беспокоило. Скорее, будоражило внутренне, когда она вспоминала все события прошлого вечера и ночи.

В общем, пока суть да дело: пока они приехали и Таня переодевалась, а Виталий, хоть и мельком, но осмотрел ее квартиру (она-то у него все рассмотрела, вот и не видела ничего такого в том, чтобы ему показать, где живет, правда, на вопросы, появившиеся у Казака, физически ответить не успела, не хватало времени); пока он записывал ее номер телефона и звонил, чтобы и Таня еще его номер записала — на работу она все же опоздала. Хорошо, что всего на двадцать минут. Однако, поскольку, в принципе, подобным грешила редко, да и администратора предупредила, а наплыва пациентов еще не было (повезло, как ни крути), все обошлось.

Единственное, Вадим увидел, как и кто ее привез. Да и стал свидетелем их прощального поцелуя с Виталием, после которого Тане немного сложно было вспомнить, зачем так торопиться на работу, если честно. И Казак, довольный, как кот, налакавшийся сливок, кивнул ей со словами:

— Позвоню позже, после совещания.

Наклонился и еще раз легко поцеловал ее. В подбородок. В этот, едва видный синяк от ее же зубов, который появился из-за него.

Таню бросило в жар.

Виталий широко усмехнулся, заметив это. С самодовольным видом потер след большим пальцем левой руки. Спустился рукой на шею, накрыв ладонью след уже от его засосов, которые она пыталась прикрыть воротником и не собрав сегодня волосы. Эти пряди и стали следующим пунктом на пути следования рук Казака. Он еще минуты две пропускал их между пальцами, молча глядя на Таню.

И она не знала, что сказать, вдруг начав все же смущаться. Вовремя, ничего не скажешь! Утром, и то, не стеснялась, с ходу погруженная в страсть. А в этот момент накатило. Да так, что не знала куда руки деть.

И Виталий словно почувствовал это. Всмотрелся в глаза. Нахмурился. Но все-таки отпустил ее, уехав.