Дурман

Таня не смогла ответить. Ее душил смех. И она отчаянно пытаясь смеяться как можно тише, ибо на них, и правда, не раз уже оглядывались с передних рядом. Наверное, с осуждением. В темноте сложно было разобрать выражение лиц или глаз. Но это было выше ее сил — смотреть подобное молча, не отпуская саркастичные комментарии и не смеясь, когда дешевый драматизм на экране зашкаливал. Как раз в этот момент, уж очень молоденький прилизанный блондинчик-герой на экране, попытался то ли испугать монстров своим прессом, то ли, по ходу эпической битвы со злом, соблазнить такую же молоденькую героиню, так же “борющуюся” с какими-то монстрами.

— Мы не на тот возраст пошли, Казак, — все еще едва дыша, прохрипела она, не заметив, что впервые вслух назвала его так. — Это фильм “18+”. То есть, всем кому старше восемнадцати, в зале делать нечего.

Виталий, поначалу с каким-то интересом и вниманием посмотревший на нее, но не успевший ничего сказать, вдруг так расхохотался, что кто-то спереди все же сердито крикнул:

— Можно тише?!

Учитывая, что в зале в принципе было мало людей, то ли из-за вторника, то ли из-за самого фильма, обращались точно к ним. Таня и Виталий переглянулись, и снова начали давиться смехом. Стыдно не было. Оба уже признали, что выбор фильма — не про них. Тематика подростковая, да и проблематика — весьма далекая для их понимания. По ходу просмотра первых тридцати минут, оба поделились мнением, что реальные проблемы им куда ближе, чем подростковое фэнтези. Но сегодня вечером больше ничего в афише не значилось, когда они приехали в кинотеатр. Хорошо, хоть поп-крон был вкусный, да и напитки не подвели. Именно стакан с “кока-колой” и сунул ей под нос Виталий, наверное, надеясь унять смешливость Тани. Она удобно устроилась, практически улегшись на его плечо, вытянула ноги на мягком диване, расслабляясь после беготни рабочего дня, и взяла стакан. Сам Казак забросил в рот поп-корн и принялся жевать, делая вид, что пытается понять происходящее на экране. Хватило его минуты на две.

— Бред полный, — согласился он с ее недавним выводом. — С другой стороны, люди вон, наслаждаются. Может мы не в теме, просто, — Казак махнул головой на передние ряды, где сидело несколько парочек, увлеченно следящих за событиями на экране. — А им есть куда девчонку на свидание пригласить. Романтика же прет с экрана. Тебя вот, на какие фильмы пацаны в школе водили, чтоб целовать в темноте? — все еще ухмыляясь во весь рот, Виталий вздернул бровь.

Таня глотнула напиток, который набрала через трубку в рот, и тоже усмехнулась. Правда, криво:

— Меня не приглашали в кино. Даже на такой бред.

Казак повернулся к ней, похоже, с искренним удивлением:

— Ты что, вся такая заучка была, которая от всех нос воротила? Или целоваться не хотела? — кажется, он в такой вариант вообще не верил.

Таня хмыкнула. Неудивительно, наверное. После вчерашнего.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я, вообще, не по этому делу. И целовать себя, и правда, мало кому позволяла. Ты — не просто редкий случай. Полный уникум. — Она взяла себе поп-корна, продолжая лежать у него на плече. Медленно прожевала. — Опоил меня тем чаем облепиховым, что ли? Мозги рядом с тобой отключаются, — “пожаловалась” она, болтая стаканом, в котором постукивали кусочки льда.

Виталий смотрел самодовольно. Прямо до жути. И крепче ее обхватил за пояс.

— Но в кино меня не потому не звали, — продолжила Таня. — Брат у меня старший был. Серьезный такой. Его многие знали, а еще больше — боялись. Вот и не рисковали ко мне хоть с какими-то вопросами лезть. Не то, что с поцелуями. Самоубийц в моей школе не наблюдалось.

— Ого, так ты, прямо, нецелованная и ходила? — хмыкнул Виталий, почему-то внимательней присматриваясь к ней. — И долго?

— Долго, — Таня снова криво улыбнулась. — До самого университета.

Виталий присвистнул. И подмигнул ей. Про то, что творится на экране, они уже и забыли.

— Серьезный, видать, брат. Но я бы не спасовал, зацеловал бы тебя еще в школе. Да и сейчас, не испугаюсь. — Он погладил ее лицо тыльной стороной ладони.

Таня рассмеялась, расслабившись из-за его слов, несмотря… на многое.

— Знаешь, верю, что не спасовал бы, — она отставила стакан и просто улеглась щекой на его грудь. — Вот есть в тебе что-то такое…

Она задумалась, подбирая слово.

— Что? — поторопил Виталий, продолжая усмехаться.

— Не знаю, — Таня посмотрела на него. — Наглость в перемешку с самоуверенностью? — невинно заломила бровь.

Казак снова расхохотался, заставив опять шикать на них зрителей с передних рядов.

— На том и держусь, Зажигалочка. На том и держусь, — он наклонился и жадно поцеловал ее.

Но очень коротко.

— А сейчас тебе уже и не надо бояться, — вздохнув с сожалением, когда Виталий оторвался, продолжила Таня. — Мой брат умер несколько лет назад, — не вдаваясь в подробности, закончила она делиться прошлым.

Но Виталий так как-то замер и начал в нее всматриваться, словно почувствовал, что Таня больше не сказала, чем вынесла “на свет”.

— Ясно, — заметил он. Помолчал. — Соболезную.