Дурманящий запах мяты (СИ)

Именно это благоприятное время для посещения выбрала наша староста — Настасья. Она орала два с половиной часа, распинаясь об уставе амазонок, о чести и прочих словах, которые моё сознание отказывалось воспринимать. Радовало, что выслушивала всё это не одна — рядом сидела посрамлённая сестра, Войка, которую староста привела с собой. В общем, по степени продвижения речи мы с ней зеленели на глазах. Когда Настасья думала, что нас пробрало от её криков, — на самом деле обе мечтали только о колодце с прохладной водой. Не знаю, что именно — мечтательный вид или слюни, стекающие по подбородкам — привлекли внимание старосты. Она резко остановилась. Оскорблённая в чистейших чувствах предводителя, ткнула в меня обличительным перстом:

— Ты! — зашипела она. — Сначала эта ложь. Мужчины. Ты так их ненавидела и опасалась. А сама водила шашни, каждую ночь бегала к этому… к вампиру! Предала наши устои! Предпочла сёстрам — мужчину! Училась у него мастерству, пренебрегая нашими матерями! На их уроках ты притворялась ничтожеством, а на самом деле…

Староста захлебнулась негодованием, но, как мне кажется, завистью к моим умениям.

— Ты вся из лжи! Как твоя мать-предательница! Ты достойна только одного — «одинокой ямы»! Как только вернёмся, мы предадим тебя суду старейшин и даже твоя бабушка тебя не спасёт, ни вампир — никто! Слышишь? А я уж постараюсь, предоставлю все сведения о твоих похождениях Матери. Пусть знает, чем ты прославилась. Начиная со скандалов, допущенных при посторонних, до твоих любовников. Я расскажу, и о ночах с советником, и о ночах с командующим, и вампиром. Я всех перечислила? Тебя заклеймить мало! Со скалы надо сбросить. Ты противоречишь собственной сущности амазонки.

— Да что ты знаешь, о моей сущности! — вспылила я, устав слушать её вопли. Даже с места сорвалась. Очень хотелось сейчас вцепиться ей в горло. Вместе со мной поднялся на лапы и волк. Староста испугалась.

— Воя, ты видишь, насколько мы «свободны»? — теперь я тыкала в Настасью пальцем. — Нам дозволено выбирать только собственную смерть, а в остальном племя свободныхженщин может только подчиняться законам. Ты хочешь этого? Тебе всё ещё нравится быть амазонкой, а?

Теперь мой гнев обратился к другой сестре.

— Говоришь, я — ложь! А то, что ты слепо следуешь за враньём, установленным Мудрейшей в качестве закона — нет? Ты хоть понимаешь, что амазонки — те же невольницы, рабыни, которых подкладывают владыкам в постель? Да в принципе любому, кто владеет нужной информацией. Не такой ли приказ тебе отдала Мудрейшая, на собрании, когда мы только выходили в поход? Она ведь чётко сказала это!

Сестра подавилась вдохом.

— Ты останешься под домашним арестом, до первой же стоящей битвы, в которой обязана отчиститься! — гордо вскинув белокурую голову, заявила она, сквозь стиснутые зубы и ушла, хлопнув дверью.

— Нет, Воя, мы не можем даже умереть спокойно. Чем заколотиться, в каком месте, выберет если не сама Мудрейшая, то твоя сестра!

Я упала на кровать. Ничего другого, впрочем, и не ожидала. Что касается «очищения», то никто не заставит меня гибнуть за чужие убеждения. Нет! Уйду вместе с Шелестом — он никому не позволит меня обидеть. Вот только не попрощавшись расставаться с Фаей и с бабушкой больно.

— Прости. Если бы я не предложила… — запнулась взволнованная сестра.

— Успокойся! Это случилось бы в любом случае, даже не пей мы столько. Уверена, что я нашла бы неприятности и посолиднее! — заверения всё равно не красили атмосферу угнетённости, так что я поднялась и, достав походную сумку, начала в ней поиски одного небольшого пузырька.

— Что ты делаешь? — муки совести временно уступили место интересу, и Войка заглянула в кипы вещей и бутылёчков, разбросанных по полу.

Достав небольшой пузырёк, я показала его сестре и коварно ухмыльнулась.

— Травиться будем! — хихикнула, сделав глоток, я. Войка хотела схватить меня за руки. Я отступила назад, нелепо обняла воздух и рухнула лицом вниз.

— Зачем? — промычала она, ожидая приступов отравления, колик и прочего.

Но кто сказал, что я собираюсь умирать? Травиться — да! Но зачем же так рано расставаться с замечательным сумасшедшим миром?

— Дура! — моя насмешка показалась ей оскорбительной. — Попробуй!

Войка нехотя потянулась за пузырьком, принюхалась — удивилась, потом отпила глоток и расплылась в довольной ухмылке.

— Голова больше не болит! — заявила она.

Мы расположились на полу, попивая бабушкину лечебную настойку.

— Я уже было подумала, что ты и впрямь…

— Хочу отравиться? Ты плохо меня знаешь. Во-первых, мне не позволит этого сделать Шелест. Сам прибьёт скорее.

— Да. Он у тебя такой! — закивала амазонка. — Слушай, ты ни о чём не жалеешь?

— Не-а! — у меня и мыслей таких не возникало. — Ничуть! Он — самый верный и преданный друг. Такие не у каждого человека есть. И мне всё равно, что он мужчина. И плевать, какой он расы!

Волк обижено заскулил.

— Два друга! — поправилась я. — И мне плевать какой они расы!

Довольный оборотень перекатился на спину, задирая лапы к верху. Намёк мы поняли и почесали пузо.