Дурная кровь

Вот молодая женщина стоит у книжной полки и восхищенно смотрит на него. Вот он и эта женщина идут вдоль широкой улицы, упиваясь любовью, для которой не существует ни возраста, ни границ. На противоположной стороне улицы два неподвижных силуэта — его жена и сын; он замечает их, останавливается и начинает взасос целовать свою подругу. Вот он занимается спортом, бегает. Тонкая игла вонзается в голову — снова и снова… Звонок мобильного телефона во время выступления на книжной ярмарке — еще один сын, брызги шампанского, он возвращается домой, но дома никого нет. Вот он опять читает и последним усилием воли пытается разглядеть хоть строчку из того, что он прочитал или написал, но видит только себя самого и вдруг с пронзительной предсмертной ясностью понимает, что ничто из написанного или прочитанного им не имеет смысла. С таким же успехом он мог заниматься чем-то другим.

Он вспоминает угрозы. “Никто не услышит твоего крика”. Тогда он не принял эти слова всерьез. Потому что подумал… Снова боль, мысль прерывается.

Это почти конец. Боль уходит. Картинки сменяются все быстрее. Как будто боятся не успеть.

Демонстрация, полицейский угрожает ему дубинкой. Летний луг, лошадь несется в его сторону. В сапог забрался уж и щекочет ему пальцы. Отец рассеянно разглядывает его рисунок — там изображена огромная змея. Облако движется в вышине, а ему кажется, что это не облако, а кошка. Сладкое молоко брызжет на лицо. Толстая светло-зеленая струна указывает дорогу, он устремляется куда-то в темноту.

И вдруг все обрывается.

Он только успевает подумать: “Какая грязная смерть”.

2

То, что утра бывают сонными, Пауль Йельм знал. Как знал и то, что это утро было как раз таким. Ни один лист на чахлых дворовых деревцах не шевелился. Ни одна пылинка в комнате не двигалась. Даже его мозг, и тот почти спал. В полицейском участке, расположенном в центре Стокгольма на острове Кунгсхольмен, было сонное царство.

Да и весь год выдался такой же сонный. Годом раньше Пауль Йельм и другие полицейские расследовали нашумевшие “убийства грандов” — некий маньяк целенаправленно уничтожал элиту шведского бизнеса. Расследование увенчалось успехом, и их группу включили в состав Государственной уголовной полиции, как сказали, для борьбы “с насильственными преступлениями международного значения”. На практике это означало противостоять новым формам преступности, которых в Швеции, по сути, еще не было.

И в этом заключалась проблема. Никаких заметных “насильственных преступлений международного значения” в стране за последний год не произошло, и в полиции все чаще поговаривали о том, что “Группа А” не оправдывает своего существования.

“Группой А” отдел назвали сами сотрудники, это было первое, что пришло им в голову, когда полтора года назад впопыхах создавалось подразделение, которое теперь официально именовалось “Особым отделом Государственной уголовной полиции по борьбе с насильственными преступлениями международного значения”. Но поскольку произнести это, не сломав языка, было невозможно, то отдел продолжали называть “Группой А” — название было хотя и странноватым, но удобным и запоминающимся. Похоже, однако, что скоро оно уйдет в историю. В наше время государственный служащий, который только числится на работе, никому не нужен, и “Группе А” стали подкидывать какие-то пустяковые задания или присоединять ее сотрудников к другим отделам. И хотя Вальдемар Мёрнер, начальник департамента в Главном полицейском управлении, человек, которому группа формально подчинялась, дрался за нее, как лев, дни “Группы А” были, видимо, сочтены.

Если не объявится жестокий серийный убийца. Международного масштаба.

Пауль Йельм бездумно смотрел в окно на сонный двор. Вдруг один из немногих желтых листьев затрепетал от ветра и упал на серый асфальт. От этого движения Пауль вздрогнул, как от предчувствия беды, сонливость будто рукой сняло. Решительным шагом он направился к облезлому маленькому зеркалу, висевшему на гвозде в иlb отделе, и посмотрел на свою болячку.

Во время охоты на “убийцу грандов” у него на щеке появилось и стало расти красное пятно, и один близкий ему человек сказал, что пятно по форме похоже на сердце. С тех пор прошло много времени. С той женщиной он уже давно не отдается, ее место заняла другая, и эта другая считает пятно на щеке неэстетичным.

Нахлынувшие воспоминания были одновременно и грустными, и фантастическими. Это было странное, неоднозначное время: профессиональный подъем и катастрофа в личной жизни. Потом наступило обновление, мучительное, как любое обновление.

В разгар одного из самых сложных расследований в истории шведской полиции от Йельма ушла жена Силла. Он остался с детьми в типовом таунхаусе^[1] в пригороде Стокгольма. Дети были предоставлены сами себе, а он с головой погрузился в работу, периодически находя сомнительное утешение в объятиях своей коллеги. Кстати, он до сих пор не знает, что в этих отношениях было правдой, а что нафантазировалось.