Дурная кровь

Чтобы стать Владыкой, ты должен оставить старую жизнь позади. Ты должен стереть все свои следы до единого. Когда-то ты был Мэйсоном Кайлом, — подумала я, обращаясь к фантому, — а теперь ты — призрак.

— Это всё? — спросила я у Слоан. Я чувствовала тяжесть в желудке, а в моих ушах стоял гул.

— Когда я узнала, что Лорел исчезла, я продолжила искать, — произнесла Слоан. — Я искала и искала и…

Она прикусила губу и открыла на коленях свой ноутбук, развернув его экраном ко мне. С фотографии на нас глядел маленький мальчик. Ему было где-то шесть или семь лет.

— Это — Мэйсон Кайл, — произнесла Слоан, — около тридцати семи лет назад. Это единственное фото, которое мне удалось найти.

Фотография была блеклой и размытой, словно её отсканировал человек, не очень хорошо разбиравшийся в работе сканнера, но мне удалось различить черты лица мальчика. На его щеках красовались ямочки. В его улыбке не хватало одного из передних зубов.

Он мог оказаться кем угодно.

Мне следовало оставить Лорел в покое. Вместо этого, я привела их прямиком к ней. Мысли о том, что Владыки следили за нами — что они могли быть кем угодно и где угодно — заставили меня вспомнить о леденящей кровь улыбке Дэниела Рэддинга.

Хотел бы я увидеть, что эти люди сделают с тобой за то, что ты их преследовала.

— Существуют программы для состаривания фотографий, — мягко произнесла Слоан. — Если я смогу привести снимок в порядок и найти правильные параметры, возможно, мы сможем…

Я встала.

— Кэсси? — Дин позвал меня по имени. Когда он шагнул ко мне, я сделала шаг назад.

Прямо сейчас я не заслуживала его поддержки. Я подумала о том, как агент Стерлинг сказала, что Скарлетт Хокинс была принесена в жертву на алтаре амбиций. Подумала об обещании, которое я дала Лорел.

Я солгала.

ГЛАВА 24

Не считая света, исходящего от бассейна, на заднем дворе стояла кромешная темнота. Я пришла сюда, чтобы побыть в одиночестве, но подойдя к воде, я обнаружила, что не я одна искала уединенное местечко.

В бассейне плавала Селин Делакруа.

Подойдя ближе, я увидела, что она включила инфракрасное освещение. Как и весь остальной дом, бассейн был создан для нашего обучения. На его дне светился силуэт тела.

Брызги — видимые только под инфракрасным излучением — виднелись на кромке бассейна.

Много месяцев назад Дин показал мне это. Он пытался убедить меня покинуть программу «Естественных». Он сказал, что убийства и хаос — не тот язык, на котором стоит говорить человеку.

Осознав, что она не одна, Селин обернулась ко мне.

— Не обижайся, — сказала она, — но у вас совершенно не выходит скрывать то, что вы работаете на ФБР.

Эта девушка была сестрой Майкла. Здесь она была в безопасности. Но если она здесь задержится, это может измениться.

— Ты должна уехать отсюда, — сказала ей я. — Вернуться в университет.

Селин подплыла к краю бассейна и выбралась из него. По её телу стекала вода. Наверняка ей было холодно, но она не поежилась.

— Я не очень-то хороша в том, что я должна.

Я не единожды слышала, как Майкл говорил эти же слова.

— Ты в порядке? — спросила Селин.

— Нет, — я не стала вдаваться в подробности и задала ей тот же вопрос. — А ты?

Она присела на краю бассейна, свесив ноги в воду, и закинула голову к небу.

— Я тут решила попробовать кое-что новое, — сказала она мне. — Абсолютная честность. Никаких секретов. Никакого вранья, — вот она, девушка с картины — девушка, нарисовавшая собственный автопортрет ножом. — Так что я отвечу на твой вопрос, Кэсси. Я не в порядке. Я невероятно и, скорее всего, бесповоротно запуталась. Вот, что происходит, когда в семь лет ты узнаешь, что твой отец — вовсе не твой отец, а его лучший друг. Вот, что происходит, когда в четырнадцать твоя мать по пьяни рассказывает твоему биологическому отцу, что ты — его дочь. А, в конце концов, этот биологический отец понимает, что ты знаешь, и загоняет тебя в угол в твоей собственной студии, чтобы сказать, что твой отец — человек, который тебя растил, его деловой партнер и, предположительно, друг — разрушил тебя. Что ты стала бы кем-то намного большим, если бы тебя контролировал он. Что, будь у него шанс, он бы выбил из тебя эту дурную кровь, когда ты была младше, как он делал со своим сыном.

Дурная кровь. Я могла представить, как Тэтчер Таунсенд произносит эти слова, могла представить, как он выбивает из Майкла слабость, которую он видел в самом себе. А затем я подумала о Лорел — о том, как её растили и о том, чего от неё ждали.

Кровь принадлежит Пифии. Кровь принадлежит Девятке.

— Как ты узнала? — хрипло спросила я, пытаясь сосредоточиться на том, что происходило здесь и сейчас, а не на том, чего мои действия стоило единственному человеку в мире, которого я клялась защищать. — Когда тебе было семь, как ты узнала, что Тэтчер Таунсенд — твой отец?