Дурная кровь

– И я могу процитировать тебя на сей счет тоже?

– Почему нет? Что они сделают? Уволят меня?

Анника бросила взгляд на камеру с целью проверить, работает ли она.

– То есть ты можешь сказать, что эти пять обвинительных приговоров – судебная ошибка?

– Абсолютно определенно.

Лучше не придумаешь, впервые представитель власти, напрямую имевший отношение к одному из данных случаев, позволил себе назвать вещи своими именами.

– Ты связывался с государственным прокурором?

Линдстрём прищурил глаза.

– Сейчас ты знаешь больше, чем я, – сказал он.

Анника окинула взглядом газон.

– Убийца Жозефины, – спросила она, – по-твоему, он соответствует этим критериям?

– С большой вероятностью – да.

– Жалкий, трусливый, самонадеянный, диктатор по натуре и безответственный?

– Правильно.

Она потянулась за своей чашкой с кофе. Потом почувствовала его взгляд на себе и подняла глаза.

– Если ты закончила, то, пожалуй, можешь выключить камеру.

Анника поднялась и сделала то, о чем ее попросили.

– Знаешь, – сказал Кьелль Линдстрём после того, как она сняла камеру со штатива, – моя жена родом отсюда, из Флена. Мы живем в этом доме тридцать девять лет, и я мотался на работу в Стокгольм все эти годы.

Она почувствовала тяжесть камеры в руке, неуверенная в том, куда приведет его история.

– Поэтому я отслеживал все события и расследования преступлений здесь в округе с особым интересом, и мне помнится другой случай, имевший место в то же лето, когда убили Жозефину, в Хеллефорснесе, не так далеко отсюда. Убили Свена Матссона, хоккеиста. Это ведь была ты, не так ли?

Анника уронила штатив, он с шумом приземлился на траву. Она быстро наклонилась за ним.

– У меня и мысли не возникало как-то задеть тебя, – сказал прокурор. – Но я в курсе, что ты не понаслышке знакома с этими вопросами.

Она выпрямилась, – сердце бешено колотилось в груди, – и внимательно посмотрела на сидевшего перед ней мужчину.

– Любой опыт полезен, – сказал он.

Аннике не хотелось возвращаться на работу, назад к катастрофе, которая неизбежно приближалась и могла затронуть редакцию всего через несколько дней или, пожалуй, даже часов.

Сельский пейзаж проплывал за окнами ее машины: поросшие дубами склоны и пастбища для скота, выстроившиеся вдоль дороги шеренгами холмы, поля с подрастающей пшеницей и заболоченные земли, где гнездилось множество птиц. Дома, стоявшие здесь сотни лет: бревенчатые, с красными фасадами, покосившимися скотными дворами и сараями для сена. Это были ее земли, ее страна. Такой она видела ее с заднего сиденья «вольво», поездки по утрам за покупками в торговый центр «Иса» во Флене, отец, подпевавший лившимся из радиоприемника песням, ссоры с Биргиттой из-за заколок для волос и коробочек от таблеток. Ветер гулял над озерами, и поднятые им волны искрились в солнечных лучах, ослепляя Аннику, заставляя ее жалеть о забытых дома солнечных очках.

Прокурор знал, он помнил, что она сделала, в отличие от многих сегодня. В редакции хватало сплетен об этом в первые годы, но кто-то увольнялся, происходили новые громкие события, былое стиралось из памяти. Порой кто-нибудь из только что взятых на работу временных сотрудников с благоговейным трепетом спрашивал ее, действительно ли она убила своего парня? И тогда Анника в качестве ответа предлагала им не верить слухам, а обратиться к источнику, в результате чего они обычно сразу же исчезали, хотя, по сути, и действовали так, как она советовала им поступить. К настоящему моменту со времени самого трагического события прошло уже столько лет!..

Многие забыли о нем, оно уже почти никого не заботило.

Мост в Меллёсе ремонтировали, она повернула налево у киоска и медленно поехала в сторону Харпсунда. Ее бабушка в течение нескольких десятилетий была домоправительницей в летней резиденции премьер-министра. Встречалась со шведскими топовыми политиками, а также с величинами мирового масштаба вроде Никиты Хрущева и Жоржа Помпиду. Мама и другие взрослые обычно спрашивали ее о сильных мира сего: какую еду они любили, кто пил больше всех, но бабушка никогда ни слова не говорила о своих гостях (именно так она смотрела на них, когда они приезжали к ней домой).

Огромный хлев появился слева от машины, и Анника сбавила скорость. Она переключилась на пониженную передачу, когда подъехала к самому господскому дому, проползла мимо въезда в усадьбу. На парковке не стояло ни одного автомобиля СЭПО, значит, премьер-министра здесь не было.

Харпсундское озеро отчасти залило долину, ей показалось, что она увидела знаменитый дуб, вокруг которого шведские премьер-министры катали на весельной лодке иностранных сановников.

Лес становился гуще по мере того, как она приближалась к Гранхеду, а дорога уже. Ветер уже не трепал с такой же злостью кроны деревьев, солнце палило. Она опустила боковое стекло. Запах мха и свежескошенной травы ворвался в салон, и Анника снова сбросила скорость.

Не сделала ли она ошибку, перебравшись в Стокгольм?

Могла остаться жить в родных местах, трудиться в «Катрихольмс-Курирен», у нее был бы сад и нашлись бы другие занятия.