Дурная кровь

Когда Анника вернулась к машине, ее спина была мокрой от пота, а по предплечью полз клещ.

Она опустила боковое стекло на пути к Хеллефорснесу и позволила ветру трепать ее волосы. Судя по черному цвету, асфальт на дороге только недавно положили, и он, как клейстер, прилипал к шинам.

У ответвления к пляжу озера Таллшён она посмотрела вперед, именно здесь ее отец заснул в сугробе на пути домой, здесь водитель снегоуборочной машины нашел его в половине пятого утра, замерзшего насмерть и занесенного снегом.

Анника не осмелилась посмотреть направо, там он лежал, у дороги, идущей к пляжу, она никогда не купалась там после этого, никогда больше не проезжала мимо на велосипеде с купальником, полотенцем и бутылкой лимонада.

Она повернула налево.

Преобразившийся после немалых вложений в улучшение его экологии промышленный район сейчас благодаря своей растительности выделялся зеленым пятном впереди.

Слева стоял металлургический завод, который позволял поселку существовать в течение нескольких сотен лет, а сегодня превратившийся в торговый центр, где продавали бракованную одежду известных производителей. И прекрасно, главное ведь, что помещения не пустовали, здесь можно было купить морковную лепешку в кафетерии и дешевые чулки и дождевики прямо с грузовых поддонов.

Анника сбросила скорость и направила машину вверх на холм позади доменной печи.

Холмом Бродяг называли его в ее детстве, это название теперь, пожалуй, все уже забыли, во всяком случае, она надеялась на это. И сама она заслужила лучшего, чем быть Анникой с Холма Бродяг, или нет?

У нее возникло странное ощущение, что улицы дали усадку, стали уже со времени ее детства, ответвления от них, однако, казались более широкими и вроде встречались реже. Высокая трава местами пробивалась сквозь гравий.

Она не поехала по Уденвеген, а остановилась на поперечной улице сразу за подстанцией. Наискось и чуть впереди от нее находился дом номер 12, красный, двухэтажный, построенный в 40-х годах прошлого столетия в качестве жилья для заводских рабочих. Никакие дети не играли во дворах, все, наверное, ходили в садик или в центры молодежного досуга, во всяком случае, для послеобеденного времени вокруг было слишком тихо и пустынно.

Окно на самом верху слева принадлежало ее старой комнате, она делила ее с Биргиттой. Занавески были задернуты, Анника смогла разглядеть ткань за блестящим от солнца стеклом. Они оказались новыми, она никогда не видела их раньше. В свои трезвые периоды мама любила менять занавески и наводить порядок в доме.

Окно по соседству было кухней, она заметила, что одна его рама приоткрыта. Ей даже показалось, что кто-то движется там внутри, или просто крона растущей по соседству ели отражалась в стекле. Окна гостиной и родительской спальни выходили на северную сторону, она не могла видеть их отсюда.

Не сводя взгляда с кухонного окна, Анника позвонила на свой старый домашний номер. Окно закрыли, потом Барбра ответила хриплым голосом.

– Привет, мама, это Анника.

Занавеску задернули снова для защиты от солнца или, пожалуй, от посторонних глаз.

– Ты что-то узнала о Биргитте?

Она явно выпила.

– Да, мама, я получила два сообщения на мой старый мобильный телефон.

Голос матери сорвался на фальцет:

– Почему ты ничего не сказала? Что она хочет?

– Она хочет, чтобы я помогла ей, но я не знаю, о чем идет речь.

– Помогла? Она в опасности? Почему ты ничего не делаешь?

Анника сразу заметила, как душно в машине, как трудно дышать.

– Я разговаривала и с полицией, и с прокурором, и никто из них не верит, что существует какая-то опасность, – сказала она.

– Откуда им знать!

Судя по голосу, Барбра совершенно вышла из себя.

– Я официально заявила о ее исчезновении и…

– Стивен уже заявил о ее исчезновении, и знаешь, как беспечно они к этому отнеслись!

Окно открыли снова, настежь. Анника машинально пригнулась.

– Он обратился в полицию Мальмё?

– Они едва записали его данные! Не спросили даже, как она выглядит!

– Мама, – сказала Анника, – Биргитта, пожалуй, не хочет, чтобы ее нашли. Возможно, она пропала исключительно по собственной воле. Ты уверена, что Стивен говорит правду? Он никогда не поднимал на нее руку?

Мать заплакала. Окно хлопнуло.

– Биргитта рассказала бы мне, она все мне рассказывала, всегда звонила. Почему она не дает знать о себе?

Ладонь Анники стала настолько потной, что ей пришлось переложить мобильник в другую руку. Она поняла, что у нее вот-вот начнется неконтролируемая гипервентиляция, и заставляла себя дышать легко и медленно.

– Мама, – сказала она, – я сообщу тебе, как только узнаю что-то, хорошо? Мама?

Однако Барбра положила трубку, не произнеся больше ни слова, а оконная рама продолжала хлопать на ветру.

Он любил ездить на поезде. И его брат тоже.