Дурная кровь

Я сказал, что мы с ней не психиатры и она играет с огнем. Припомнил историю об одном парне из колледжа по имени Грин. У этого парня на первом курсе случился психоз. Он у себя в комнате в общежитии соорудил вокруг телевизора что-то вроде алтаря. Украсил его пустыми тюбиками от зубной пасты и всяким хламом с помойки. Когда наконец-то за ним приехала «скорая», медикам пришлось с ним реально побороться, хотя парень он был тщедушный.

Я спросил Симону, правда ли она считает, что ее жизнь – или наша, если она согласится быть со мной, – зависит от того, сойдет Эйб с ума или удержится на краю.

Я заметил, что у Джоша к концу его рассказа начали сдавать нервы. Вначале, даже несмотря на боль, которую причиняли ему воспоминания, он был вполне уверен в себе. Но когда Джош дошел до этого момента, лицо его стало мертвенно-бледным и он стал похож на медленно сдувающийся воздушный шарик.

Дыхание у него участилось, он теребил руки, расправлял несуществующие складки на вельветовых брюках и то и дело переставлял чашки и кофейник на столике. В комнате к этому времени стемнело, но Джош этого не замечал, и мы продолжали сидеть в полумраке.

– Под конец мы нашли компромисс: Симона встретится с Эйбом, но я спрячусь где-нибудь поблизости. И встретятся они не в комнате Эйба – он, скорее всего, жил в какой-нибудь дыре с алкашами и наркошами, – а в приличном отеле.

Симона согласилась.

На следующий день я снял номер в отеле «Меридиен» и сразу заплатил наличными. Отель был недалеко от ресторана, где мы впервые встретились. Я упаковал кое-какие вещи и заселился. Симона тем временем позвонила Эйбу и сказала, что готова встретиться, но только в том месте, которое выбрала сама. Эйб обещал подойти в девять вечера следующего дня.

В восемь вечера приехала Симона. Я желал ее – мы всегда занимались любовью, когда оставались наедине. Но тогда в комнатах номера уже чувствовалось незримое присутствие Эйба, поэтому мы просто выкурили косячок на двоих. Симона сделала всего пару затяжек, а я, похоже, перебрал. Ровно в девять появился Эйб, я к этому времени уже был под кайфом.

Я спрятался в спальне. В комнате было темно, только блеклый свет полной луны просачивался в окно.

Эйб и Симона говорили тихо, но я сумел понять, что Эйб продолжал говорить обо мне, а Симона пыталась ему возражать. В какой-то момент я услышал, как она зовет на помощь, и ворвался в гостиную.

Там ничего не происходило. Возможно, мне показалось, что Симона закричала. Как я уже сказал, я был под кайфом. Симона сидела в кресле возле окна. Шторы вишневого цвета были задернуты. Эйб сидел на небольшом диванчике напротив Симоны. Он сунул руки под себя, словно пытался их отогреть. Увидев меня, Эйб вытаращил глаза и стал упрекать Симону в том, что она его предала.

Я плохо помню, что происходило в следующий час-полтора, пока, образно говоря, не оборвалась кинопленка.

Эйб продолжал городить чудовищную ложь обо мне, начиная с момента нашего знакомства и до моего приезда в Париж. Говорил, что я замыслил целый план, чтобы очернить его в глазах Симоны и расстроить их отношения. Он грязно ругался и яростно жестикулировал, причем жесты были тоже неприличные.

Мы с Симоной ничего не отвечали – просто дали ему возможность выплеснуть накопившуюся злость. Я разлил бренди по стаканам и уселся на ковре. Если бы не ругательства в исполнении Эйба, то, глядя на нас со стороны, можно было подумать, что трое старых друзей выпивают, курят и вспоминают прошлое.

В гостиной над телевизором висели большие часы. Помню, когда я глянул на них в последний раз, они показывали полночь. Я плохо соображал, мне совсем не хотелось препираться с Эйбом, и я все спрашивал себя, что мы делаем в этом номере. Еще помню, Симона в какой-то момент ушла в ванную, и я остался один на один с Эйбом, который к тому времени растянулся на полу.

Он все говорил о том, как меня ненавидит, и желал мне смерти. А у меня было такое странное чувство, будто он все это говорит про кого-то другого, про совершенно незнакомого мне человека, судьба которого мне безразлична, и поэтому проклятья Эйба меня совсем не трогали. Я так и сидел, обхватив колени, на ковре напротив кресла. Это может показаться странным, но я заснул.

Но проснулся я не на полу, а на диване. Все тело ныло, а голова, казалось, вот-вот взорвется. На часах было одиннадцать минут третьего. На полу валялись две пустые бутылки из-под бренди. В комнате никого, кроме меня, не было.

Я заглянул в спальню, потом в ванную. Там я ее и нашел.

Она лежала в ванне. Руки у нее были сложены на груди, как у покойницы. Глаза закрыты, а лицо изуродовано и все в крови. Ей разбили голову мраморным подсвечником – он валялся на полу под раковиной. Эйба нигде не было.

Джош замолчал, как будто не мог подобрать нужные слова.

– Я по сей день не понимаю, почему тогда сделал то, что сделал. Самое правдоподобное объяснение: я уснул, а Эйб взял подсвечник и пошел в ванную… Я ведь помню, что она ушла из гостиной до того, как я заснул… Там он ее убил, а потом сбежал.