И тогда я могу вспомнить что-то, чего я не хочу знать?
Дин молча шагал за мной.
ребенка. Она была мошенницей. Она сделала так, чтобы я могла положиться только на неё.
Она любила меня больше всех на свете.
— Может я и забыла Гейтер ради неё, — негромко произнесла я, позволяя Дину
догнать меня. — Даже когда я была ребенком, я умела хорошо читать людей. Я знала, что
она не захочет о нём говорить. Она должна была поверить, что всё это — неважно, что нам
не нужны были больше никто и ничто.
Моя мама позволила себе любить Кейна Дарби. Она впустила его — не только в
свою жизнь, но и в мою. Судя по остатку моего детства, она усвоила урок.
Я замерла перед олеандром. Его красновато-розовые соцветия выглядели
обманчиво яркими для ядовитого растения.
— Кейн сказал, что Лия будет в безопасности, — прямо сказала Дину я. — Пока
что, — я хотела остановиться на этом, но не смогла. — А ещё он сказал, что я не была бы в
безопасности на её месте.
— Дарби не знает Лию, — Дин посмотрел мне в глаза, не позволяя мне отвести
взгляд. — Если там ты была бы в опасности, значит, в опасности и она, — этими словами
Дин просил меня перестать отступать, просил меня вспомнить. А я могла думать лишь о
том, что ему не должно было приходиться просить.
У меня пересохло во рту. Я сглотнула. Затем я начала профилировать Кейна — на
этот раз, правильно.
— Однажды моя мать сказала тебе, что она тебя не заслуживает, но она не знала
твоих секретов, не знала, какой выбор ты сделал, — когда я произносила эти слова вслух,
они становились реальными. Я не сводила взгляда с Дина, позволяя его карим глазам
успокоить меня, даже когда я чувствовала, как вся моя жизнь — всё, что я знала о мире —
рушится у меня перед глазами. — Ты сказал, что не заслуживаешь её, не заслуживаешь
нас. Но ты этого хотел — хотел иметь семью. У тебя хорошо получалось о нас заботиться,
— мне было больно говорить об этом, и я понятия не имела о том, почему. — В твоём
прошлом должен найтись осколок этого желания, зернышко того, что значит быть семьей.
Если забыть о верности, честности, покорности и других громких словах, которыми
полнилось твоё детство, ты заботился о людях. И из-за этого ты совершал ужасные
поступки.
Кейн Дарби наказывал себя десятилетиями. Возможно, когда он встретил мою мать,
он позволил себе поверить, что этого было достаточно. Что он может быть с ней. Может
получить семью.
Я подумала о том, как Кейн пытался поговорить с Шэйном, стараясь смягчить вред,
причиненный его собственным отцом. А затем я подумала о Дине, который стоял в саду
рядом со мной. Его светлые волосы спадали на лицо. Дин был для меня тем, кем Кейн был
для моей матери. Как и Кейн, Дин много лет строго контролировал свои эмоции. Он
годами верил, что внутри него живёт что-то темное и извращенное. Он верил, что, если он
не будет осторожен, однажды он станет своим отцом.
Все мы по-своему возвращали себе отнятый жизнью контроль. Слоан — числами.
Лия — скрывая настоящую себя под слоями лжи. Майкл намеренно провоцировал гнев, а
не ждал, пока кто-то сорвется. Дин, как мог, контролировал свои эмоции.
А я использовала свои знания о людях, как оправдание того, чтобы не позволять им
узнать себя.
Стать частью программы «Естественных», означало отдать часть этого контроля.
своей матерью.
Я обвила шею Дина руками и почувствовала его размеренный пульс. Он провёл
кончиками пальцев по моей челюсти. Я прижала свои губы к его губам и позволила им
раскрыться. Я ощутила его на вкус. Я хотела и чувствовала его. И я вспомнила: