– Ты, это, заходи как-нибудь. Пивка попьем, – сказал я, когда мы уже вышли на улицу.
– Ладно, как-нибудь. Ща не до того, бывай.
В девятке Толика дожидались его приятели. Сев к ним, он махнул мне на прощание рукой. Машина тронулась с места и, выехав со двора, скрылась за домом. Таким был последний визит Толика в этом веке. Даже Выкидыши меня покинули.
До мусорки я шел в самом дурацком расположении духа. Впрочем, и на обратном пути к дому ничего не изменилось. Но когда я на всякий случай заглянул в свой почтовый ящик, мое сердце радостно забилось. В ящике лежало письмо. Без адреса. Без отправителя. Девственно чистый белый конверт.
Чем больше я читал, тем больше преображался мир вокруг меня. Тусклые краски подъезда окрасились в радужные тона. Вера написала мне! Она помнит меня. Она думает обо мне. Еще не все потеряно!
Дочитав письмо, я крепко сжал его в руке, зажмурился и глубоко вздохнул. На глаза наворачивались слезы. Конечно, я был безумно рад тому, что на самом деле Вера мне не изменяла, и не менее сильно огорчен, что она мне соврала, но сейчас не это было главное. Я все бы ей простил, только бы она вернулась. Лишь бы у нас все было как прежде. Пусть опять будут тесты, пусть она приходит и уходит, когда захочет, главное не потерять ее окончательно. Я боялся этого больше всего, но именно это, похоже, и грозило произойти. Перечитав письмо еще раз, я только лишний раз убедился в том, что Вера прощается со мной. Раскаиваясь в своей лжи, она не давала никакой надежды на будущее.
Понурив голову, я медленно пошел вверх по лестнице.
Неделя до Нового года. Город преображался на глазах. Улицы заполнялись светящимися украшениями – гирляндами, многочисленными елками, и электрифицированными салютами, которые беспрестанно мигали лампочками, изображая разноцветные взрывы пиротехники. Самыми популярными украшениями были связки лампочек, которые попеременно зажигались и создавали эффект спускающейся лесенки. Они были установлены в окнах каждого магазина, любой уважающей себя конторы.