Дурная кровь (СИ)

Эти узкие, нежные ладони подняли почти обессилевшую от обиженного плача малышку. Эти ладони причёсывали белоснежные волосы с гордостью, с неведомой Талле нежностью.

У колдуний не бывает детей. Что, как ни это, доказывает, что Боги против продолжения их ядовитого рода? Но Кара всегда так хотела ребёнка…

Забывшись, дурная коснулась запястья названой матери. Той, что выходила, выкормила, приняла её. Показала, что дурную девку тоже можно полюбить.

Солнечный зайчик сменился крылом тьмы.

Ту, что, окровавленная, сжимала рукоять меча, измарывала стены алым.

Талла попыталась вскочить, но старшая колдунья надавила на её плечи, вновь усаживая на место. Подцепила гребень и расплела пряди, пропуская их между пальцами. Как раньше. Как когда-то в прошлой жизни…

— Я скучала по тебе, доченька.

Талла прикрыла глаза, прогоняя кровавое наваждение, заглушая предсмертный крик солдата, который просто просил воды…

«Они никогда не приходят просто так», — ответила тогда мать. — «Он бы всё равно вернулся позже. С подмогой»

И, сколько бы Кара не пыталась отмыть рук, алое точно намертво въелось в них, как и в стены того дома. Талла видела кровь тогда, свежую, ещё горячую. Она точно знала, что горячую! Ведь брызги прожигали кожу и на её на щеках… Она видела эту кровь и сейчас. Алые пятна точно расплывались по белым волосам. Но колдунья сидела ровно, прямо, боясь вдохнуть, чтобы не почуять снова тот запах.

— Они ведь не зря ненавидят нас, — дурная видела в отражении, как узкие ладони приглаживают вихры, как скользит гребень, и представляла, что она кто-то другой. Кто-то, кому не приходилось просыпаться от кошмаров ещё долгие месяцы после того, как страшная женщина осталась далеко в прошлом.

— Людям нравится ненавидеть.

— Нет, неправда. Они… — Талла хотела поворотиться, но страшная женщина оказалась слишком реальной, слишком близкой… Девушка снова подняла глаза на отражение: — Мы приносим беды. Притягиваем нечисть. Правда?

О, как бы она хотела услышать ложь! Сама догадалась, уразумела, поняла… Но как бы хотелось ошибиться!

— Притягиваем, — кивнула Кара. — И что с того? Костёр тоже притягивает мотыльков, но он же сжигает тех, кто подобрался слишком близко.

Белые волосы обернули Таллу саваном. А узкие ладони мелькали, точно пряли из них тончайшую нить, перебирали, оглаживали и успокаивали. Убеждали…

— Значит, правда…

— Не всё, что пишут в святых книгах, правда, заинька. Но и не всё ложь. Ну притягиваем. Колдовство к колдовству, так уж заведено. И что? — она спросила равнодушно, словно дела не было до тех, кто лишился дома, кто потерял жену или мать, кто погиб после нападения нечисти…

Талла не расплакалась. Единственная слезинка скользнула к подбородку, но затерялась в пологе белоснежных прядей. Она шепнула:

— Люди умирают из-за нас.

— А ещё они нас убивают. Не просто из злости али ненависти. Король дозволил уничтожить весь колдовской род. Приказал и выплатил жалование солдатам за то, чтобы истребили нас.

— Они боятся!

— Они — жестокие твари. Не лучше нечисти. Ну так пусть между собой и договариваются, — Кара стиснула её плечи, заставила развернуться и взглянуть в свои глаза, а не в обманчивое зазеркалье: — Они не тронут нас, доченька. Нечисть тянется к колдуньям, но и боится нас, обжигается, как мотылёк об огонь. Они — наша защита, последний рубеж!

— Если король приказал…

— Король — идиот! Думаешь, он правда волнуется за подданных? Как бы не так! Власть всегда боится более сильной власти! Он за себя боится, а не страну спасает! Ратует лишь о том, чтобы задница покрепче прилипла к трону! Но ничего… Мы ещё дадим по ней пинка. Боится? Ну и пусть! Не зря боится!

— Я тоже боюсь тебя… Ещё с тех пор.

Кара отпустила дочь. Растерялась ненадолго, порываясь не то обнять и утешить, не то закричать и снова запереть непослушную, чтобы подумала над поведением. Швырнула гребень в зеркало. Стекло пошло паутиной трещин.

— Чтобы защитить семью, приходится быть жестокой. А ты — моя семья, девочка. Все колдуньи — моя семья. И мы должны… мы будем вместе, нравится тебе это или нет. Люди — наши враги.

— И Верд? — дурная запнулась. — И охотники? Они тоже враги?

— Они нанятые работники. Хорошие и верные. Я сама выбирала каждого. Но поверь, девочка, они предадут нас сразу же, как кто-то заплатит больше.

— Или как только ты попытаешься их убить.

— Вот же заладила, упрямая девка! Я убила того солдата, чтобы защитить тебя! Одного-единственного слабого, никому не нужного человека! А ты припоминаешь мне это до сих пор?

— Он просил воды, мама. Он просто просил воды…

— А потом он убил бы нас!

— А потом он бы ушёл!

— Ты не знаешь этого!

— Ты тоже!

Они обе вскочили, разошлись по сторонам, как встопорщившие шерсть кошки.

— Ты бросила меня из-за жалкой человеческой твари! — голос Кары стал выше, тоньше. Губы её дрожали, как у маленького ребёнка. Талла никогда не думала, что матери тоже было больно.