Дурная слава (СИ)

— Что значит «пожалуйста»? Ты же именно для этого пригласила меня к себе. Страстно желала со мной искупаться. Разве нет, Джонни? — и поворачивает меня так, чтобы я наверняка вся вымокла.

— Нет, я не хотела… — захлебываюсь я. — Отпусти! Это же была шутка!

— Шутка? А я думал, это твои эротические фантазии.

— Дурак! Озабоченное животное! Отпусти меня!

— Отпустить? — он делает шаг вперед, прямо к разбрызгивателю, и в ту же секунду нас окатывает с головы до ног.

Ледяные струи заставляют меня съежиться, прижаться к нему, уткнуться носом в теплую кожу, а его — самодовольно улыбнуться.

— Эй, Ковбой, — шепчет он, легко касаясь губами моего виска, — а ведь ты сама не хочешь, чтобы я тебя отпускал.

— Хочу, — бормочу я, остерегаясь поднять на него глаза. Опасаясь шевельнуться и даже дышать. Мое сердце предательски стучит во всю мощь, норовя вырваться из меня и перепрыгнуть в его грудную клетку. И мне кажется, если я взгляну сейчас на этого наглеца, то случится нечто непоправимое.

— Что? Я не расслышал, — издевается он, кружа со мной между садовыми распылителями.

— Хочу!

— Громче.

— Хочу! Хочу! Хочу! — дергаюсь я, стараясь вырваться из его крепких, хватких рук.

По нашим лицам, плечам, локтям стекают тонкие ручейки. Мои волосы прилипли к шее, его влажная футболка туго обтянула загорелое тело. Но он не думает прекращать водные процедуры. Этот твердолобый баран не собирается отступать назад и возвращать меня в вертикальное положение. Наоборот, ему смешно!

— Воу! Какая страстная, ненасытная девочка!

Я фыркаю:

— Хватит измываться надо мной! — И беспомощно бьюсь у его груди: — Мне холодно!

— Не проблема. Я сумею тебя согреть.

Он нежно прижимает меня к себе, и вместо того, чтобы испытать к нему что-то вроде отвращения, я чувствую немыслимую жгучую дрожь. И это меня ужасно пугает!

— Сейчас я закричу, и на мой крик прибегут родители!

— Кричи, — улыбается он, остановившись под самыми мощными струями. — Я знаю, как заставить тебя замолчать. Поверь мне, это работает.

Его лицо оказывается так близко, что у меня перехватывает дыхание. Я не успеваю отвести взгляд, а когда хочу — сделать это попросту не получается. Его бесстыжие черные глаза ненасытно пожирают меня, и я с не меньшей жадностью изучаю их потаенные желания. С его лба на мой лоб стекают крупные капли воды, одна за другой бегут по линии носа, соскальзывают вниз и теряются где-то меж нашими плотно сомкнутыми телами. Я не хочу знать, куда они падают, я и так промокла до нитки. Но мне почему-то уже не холодно — во мне бушует пожар.

Своими губами он почти касается моих губ и, как бы дразня, отстраняется:

— Хочешь попробовать?

Да.

— Нет! — со всей силы дергаюсь я, запрещая себе поддаваться его нахальному очарованию. И случайно, не намеренно, ударяю его локтем в нос.

Ч-черт!

Он морщится, пошатывается и, то ли от боли, то ли моего неожиданного движения, теряет равновесие. Все происходит так быстро, что мы, едва ли успев ругнуться, смачно падаем на пропитанный влагой газон. Он — на спину, я — на него.

Оказавшись буквально верхом, я не сдерживаю в себе порыв отомстить наглецу и, воспользовавшись его беспомощным положением, тянусь к ближайшему разбрызгивателю, чтобы переключить режим и искупать обидчика сполна.

— Ты! Раззява! Самонадеянный баран! Похотливое животное!

Мне остается только провернуть диск и сменить «мелкий душ» на «мощную струю», как он, быстро сообразив, что к чему, хватает меня за запястье и притягивает к себе с таким напором, с такой развязностью, что я невольно охаю.

— Маленькая негодница, — обжигая напряженным дыханием, шепчет мне в ухо он, и я каждой клеточкой тела ощущаю его всего: от горячей ладони у себя на затылке, рельефного живота под моим животом и до пульсирующей венки на шее. Большим пальцем свободной руки он убирает мокрую прядь с моего лба и самодовольно улыбается: — И снова ты, вместо того, чтобы сбежать, предпочла остаться со мной.

— Нет! Я хотела…

Он спокойно смеется:

— Вот только сейчас не кричи о своих желаниях. Тих-тих-тих-тихо! Как-нибудь в другой раз, — он ловко поднимается и помогает подняться мне. А потом указывает куда-то назад.

Я оборачиваюсь и вижу, что в гостиной горит свет.

Вот черт!

Кажется, мы все-таки разбудили родителей…

— Жень! Что случилось? — спросонья папа смотрит на меня, всю промокшую и разрумяненную.

Я уже стою на террасе перед дверью и судорожно соображаю, на что сослаться. Конечно, с папой можно говорить откровенно, но боюсь, он не поймет… А если свалить все на дождь?

Я бросаю короткий взгляд на калитку, с которой как по волшебству вдруг исчезает куртка, и мысленно молю этого Антона не заводить мотоцикл. Надеюсь, он не станет мстить мне именно таким образом?

Но нет, по ту сторону тихо.

— Не знаю, — как можно небрежнее пожимаю плечами я. — В дом не хотелось, и я решила посидеть здесь еще немного. Заодно включила разбрызгиватели. Газон от жары, кажется, начал терять вид.

— И ты проверяла работу поливалок?

— Э-эм… да.

Папа едва заметно улыбается:

— Мне точно не стоит за тебя волноваться?

— Точно, пап. Все хорошо, спасибо. Можно я пойду спать?