Дурная слава (СИ)

Я присаживаюсь на корточки и подкидываю одну из колбасок чудовищу под нос. Пес неожиданно ловит и, торопливо чавкая, проглатывает почти целиком. Тогда я отправляю в его пасть вторую.

— Вполне вероятно, — и теперь уже кормлю его с руки. — И если ты подойдешь и сядешь со мной рядом, есть шанс, что мы сумеем продемонстрировать наши общие качества.

— Вдвоем пописаете мне на кроссовку? — расплывается в улыбке она.

И я еле сдерживаюсь, чтобы не растерять всю свою напускную серьезность:

— Тоже вполне вероятно. В случае если ты и дальше будешь выпендриваться.

— Ты серьезно? Ты реально на это способен? — громко хохочет она.

— А ты во мне сомневаешься?

— Нет. То есть да… Нет! Я хотела сказать…

— Садись, — я хлопаю свободной ладонью по мягкому бугорку зеленой травы, в то время как пес старательно облизывает мою вторую руку. И протягиваю ей оставшийся кусок ветчины: — Не желаешь его покормить?

Она мешкает. Оглядывается на коз, которые вроде бы уже вполне успокоились. Делает шаг вперед, но вдруг останавливается.

— Ты хочешь, чтобы он меня облизал? — догадывается она. И сначала морщится. А потом, с улыбкой взглянув на меня, сдавленно смеется: — Вы действительно очень похожи!

— Женя, что происходит? — за нашими спинами слышится взволнованный голос женщины. Она с беспокойством кидает беглый взгляд на коз и, довольно быстро убедившись, что с теми все в порядке, недоверчиво косится на меня. — Кто это?

А я как раз прекрасно понимаю, кто она.

Джонни делает нервный шаг навстречу матери и как-то невнятно бормочет:

— Это… Это Антон.

И отмечая ее послушание, я делаю вывод, что рыжая бестия при родителях не бестия, а домашняя кошечка.

Я ухмыляюсь. Мне нравится такой расклад. Хватаю за ошейник лохматого громилу и, крепко стиснув ремешок в кулаке, чтобы пес не успел улизнуть, встаю, вежливо здороваюсь, подхожу к Ковбою и как можно небрежнее обнимаю ее за плечи свободной рукой:

— Я ее парень!

— В смысле, «парень»? — глядит исподлобья «мама».

— Да какой ты мне парень! Что ты несешь? — выкручивается из моих объятий стервочка.

Но я веду бровью:

— Нет? — и, широко улыбнувшись ее маме, снова притягиваю чертовку к себе. А потом шепчу ей нежно на ушко, но так, чтобы меня можно было расслышать, если хорошенько поднапрячься: — Ты же не станешь отрицать, что мы с тобой уже кувыркались?

— Замолчи!

— Я ничего не пойму, Жень! — фыркает женщина и, кажется, только сейчас замечает собаку. Поэтому слегка отступает назад. Но не теряет строгости в лице: — Если он и в правду твой парень, пусть уведет с пастбища свое животное! И оденется, а не разгуливает в трусах по чужим огородам!

— А это не трусы, — по-простому ухмыляюсь я и беззастенчиво оттягиваю резинку шорт. — Трусы у меня вот!

На что «мама» брезгливо куксится, а я получаю нехилый тычок локтем в бок от ее дочери. Но чертовка не ожидает, что я использую ее замешательство в коварных целях. И пока она пренебрежительно закатывает глаза, успеваю чмокнуть бестию в щеку:

— Заеду за тобой вечером, Джонни!

Ты моя.

И ухожу, потянув за собой пса, такого же неожиданно покладистого, какой умеет быть и рыжая стервочка. И хотя мне очень даже нравится ее новое амплуа, честно признаться, я уже успел заскучать без ее жарких взрывных импульсов.

Диман и Гарик со смешком встречают меня у порога:

— Что за чудище ты приволок?

— Отбил Игритт у Джона Сноу?

Но я лишь улыбаюсь им, потому что вижу Артурчика и стремлюсь как можно скорее передать улизнувшую дворнягу в хозяйские руки.

Но тот отскакивает от меня, как ошпаренный:

— Фу, убери этого волосатого! Нафига ты его приволок?

— Твой засранец наделал кучу неприятностей соседям. Посади его в вольер, он уже нагулялся.

— А что случилось? Эта чувырла укусила Джона за зад? — как последний укурыш гогочет Артур. И мне хочется заехать ему в табло за такие слова. Но я сдерживаюсь. — То-то я смотрю, Джон уже с утра в бешенстве.

— Не смешно, — коротко, но твердо осекаю его я.

— Почему? Мне смешно, — продолжает похрюкивать он. — Ведь ты ж повелся на всякую ересь!

— Джон не дружит с головой, привыкай! — поддакивает Гарик. — В ее арсенале куча подобных выходок. А если тронуть ее, дурь со всех щелей попрет!

— Как тогда, помнишь… — ржет Диман, пихая Артура, и жир на его животе ходит гармонью, — …когда у нее из кармана посыпались козьи шарики! А потом она взяла один… и, не моргая, отправила в рот, — он слишком уж натуралистично изображает рвотные позывы.

— Да ладно, че вы, — флегматично улыбается Тим. — Это ж было драже. Типа орехов или изюма в шоколаде!

— А ты проверял? — продолжая трястись, как желе, ухахатывается толстый. — А то мало ли…

Вот дебилоиды!

— Смотри! — машет рукой Артур, предлагая пройти за ним следом. Но я не собираюсь сходить с этого места, только поворачиваюсь в указанную им сторону. — Мой Тайсон в вольере, а этого бомжатника впервые вижу! Так что веди его, куда хочешь. Или лучше снова запусти к соседям, хоть поржем. А то я, по ходу, хороший концерт пропустил.

— Да это Клавкина собака, — снова встревает Тим, и мне он уже не кажется унылым тощим доходягой. — Наверно, опять сорвалась с привязи.