Дурная слава (СИ)

Я не выдерживаю: хватаю с блюда печеньку и запускаю в него.

Антон снова смеется:

— Тих-тих-тих-тихо! Иначе… — он кладет на ладонь бутерброд с маслом и отводит руку назад, предупреждая меня о своих намерениях.

Я инстинктивно пригибаюсь:

— Ты этого не сделаешь!

— Кажется, сегодня нечто подобное ты уже говорила, — с теплотой в голосе ухмыляется он. — Напомнить, чем все это закончилось?

— Но ты же не собираешься… прямо здесь, за столом…

— Собираюсь! — тихонько смеется он. И я успеваю представить глаза своих родителей, если булка, жирно намазанная маслом, по его милости окажется у меня на лице.

Но этого не происходит.

Свободной рукой Антон притягивает меня за талию, легким нажимом разворачивает к себе. И целует. Целует осторожно и неторопливо, мягко и чувственно, как будто кроме меня во всем мире для него больше нет никого. И я поддаюсь. Утопаю в этих мыслях и ощущениях, я вся до остатка растворяюсь на его губах.

— Да-а, ребята, — папин голос врывается в мое затуманенное сознание. — Похоже, это любовь.

19. Антон

— Так, ладно. Спасибо за гостеприимство, — оказавшись наконец-то в своих, еще слегка сырых джинсах, я подхожу к Джонни, которая, как не своя, топчется у порога, и беру ее за руку, — нам пора. До свидания, — прощаюсь с ее родителями.

— В смысле, «нам пора»? — сопротивляется рыжая бестия.

— Ты забыла? — игриво веду бровью. — Еще на прошлой неделе я пообещал тебе исполнить одно из твоих тайных желаний. Думаю, стоит начать с самого жар…

Но чертовка не дает мне договорить. Она в буквальном смысле набрасывается на меня и заставляет замолчать тем самым… самым действенным способом.

Горячая маленькая штучка! Я не ожидал от нее такой прыти!

— Ого, — отстранившись на мгновение, шепчу ей я. А сам продолжаю сходить с ума по ее жарким губам. — Может, хотя бы не здесь, не на виду?

— Заткнись, — цедит сквозь зубы она, и я целую ее. Жадно, страстно, ненасытно, до изнеможения, до звездочек в глазах и в голове. Наш продолжительный поцелуй грозится перерасти в неприличный, и лучше бы, конечно, это случилось не при свидетелях… А хотя… плевать на всех и вся! Но Джонни отрывается и сама тянет меня за руку. — Пошли!

— Счастливого вечера! — кидает нам в след невозмутимый «папа».

Из вежливости я оборачиваюсь:

— И вам!

Но как только мы оказываемся за пределами видимости, у гаража, где теперь стоит мой мотоцикл — ее мать, еще до чая, попросила убрать его с дороги, — рыжая стервочка толкает меня. Толкает со всей своей девичьей силы! И злится всерьез:

— Как ты вообще ведешь себя?! Как ты со мной разговариваешь?!

— Как? — улыбаюсь ей я и вновь привлекаю Джонни к себе.

Но она отбивается:

— Как самонадеянный кобель! Как развязное животное! Что они о нас подумали?

— Ты разве не слышала? Твой папа сказал, что между нами любовь.

— Любовь? — сердито фыркает она, и ее милое личико забавно морщится. — А по-моему, между нами какая-то фигня!

— А не все ли равно, как это называется?

— Нет!

— М-м, — хохотнув, я притягиваю ее к себе, — значит, ты мечтаешь о любви?

Но она кривляется в моих объятиях:

— Да при чем тут любовь? Ты не понимаешь? Дело в тебе! Ты ведешь себя, как баран! Как последний козел! Чего ты добиваешься?

— Я? А не ты ли сама, всего лишь пару минут назад, похотливо набросилась на меня?

— Ты не оставил мне выбора! Твой поганый язык надо было прикусить! — кипятится чертовка. — Кем бы ты выставил меня перед моими родителями?

— У тебя отличные родители, — спешу заверить ее я. — Они все поняли. Иначе не пожелали бы нам удачи на дорогу.

— Что? На дорогу? Ты всерьез решил, что я с тобой куда-то поеду? — с сарказмом хмыкает она. — Даже не думай об этом, даже не мечтай! Пока не научишься нормально себя вести!

— А «нормально» — это как?

— А «нормально» — это по-другому!

— По-другому?

— Да, по-другому!

Я ухмыляюсь и сразу же расцепляю пальцы, чтобы она смогла высвободиться:

— Ну тогда пока.

И даже не жду, когда она отойдет от меня, а просто разворачиваюсь, завожу мотоцикл и медленно выкатываюсь из калитки по направлению к соседским воротам. И если Джонни думает, что моя стратегия по ее завоеванию слишком предсказуема, что я возьму ее силой или вновь стану играть в поддавки, то она ошибается. Пусть помучается! А уж потом я поддамся и «перевоспитаюсь».

Я уезжаю, почти бросая ее, растерявшуюся, возле гаража, и сходу вливаюсь в оживленную тусовку за забором. Сейчас мне очень даже важно пошуметь и подурачиться — пусть знает, что я здесь, я рядом.

Я твой. Ты моя.

— О! — набрасывается на меня Артурчик и лезет обниматься, будто мы с ним закадычные друзья и не виделись лет десять, точно. — Тони, а ты вечно вовремя!

— Вовремя? Да у вас развлекательная программа в режиме нон-стоп! Еще бы не вовремя! — посмеиваюсь я и кошусь на визжащих полуголых матрешек, которые бегают вокруг бассейна за Диманом. Кажется, толстяк завладел их лифчиками. — В какое время не зайди, всегда будешь в теме.

— А то! — довольно лыбится Артур. И зацепив меня локтем за шею, уводит куда-то в сторону. — Мы тут баньку решили организовать. Мясо маринуем…

— Ты про Димана?