Дурни и сумасшедшие. Неусвоенные уроки родной истории.

Итак, нравственность отдельно взятого человека и общественная мораль сосуществуют если не вопреки друг другу, то, по крайней мере, в непересекающихся плоскостях: нравственность — вещь неудобная и кусается, но, главное, логически она направлена в никуда, ибо мы такие, потому что мы такие, общественная же мораль, напротив, имеет свои резоны и недвусмысленную цель — сообразно характеру соции всякую личность держать в узде. Противоречие между ними возникло еще и по той причине, что общество развивается гораздо медленней человека, во всяком случае, государство по своему духу остается почти таким же, каким оно было при фараоне Хуфу, когда человеческая нравственность почти разделяла государственную мораль. В свою очередь, очевидно, что личность заметно движется в сторону вящего совершенства, от детоубийства как нормы обычного права к даровому супу для безработных, или, положим, на пути от тотемизма к язычеству, от язычества к единобожию, от единобожия к некоторой отдаленной похожести на Творца. В этом смысле человек не высшее млекопитающее, и не «говорящий тростник», по Паскалю, и не венец мироздания, а процесс. Следовательно, это нисколько не удивительно, что понадобилось всего четыре тысячелетия, чтобы мы вполне разделили мнение Льва Толстого: война есть «противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие»,– в то время как при фараоне Хуфу таковая считалась естественным отправлением государственного организма, наравне с публичными казнями или культом нильского крокодила, отчего и пацифизм в эпоху Среднего царства был так же немыслим, как сигареты и телефон. Справедливости ради сделаем оговорку, что средства связи совершенствуются куда быстрее, чем человек.

Занятно, что это, оказывается, общество худо-бедно совершенствуется под влиянием личности, а не наоборот, ибо нам с детства внушали во время оно: коллективное выше личного, человек — ничто, государство — всё. И вот выходит, что как раз государство — ничто, а человек — всё, хотя бы потому что это не фарисеи, скотоводы и мытари выдумали «не противься злому», это Христос сказал. Но по-настоящему вышеозначенное наблюдение чрезвычайно занятно тем, что если сознание и духовность не есть продукт общественного развития, то вопрос о происхождении человека, кажется, разрешен. По крайней мере, он встает с особенной, критической остротой в то время, когда уже и общество понимает, что война есть «противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие», но не в состоянии преодолеть первобытную свою суть.

Стало быть, и на нынешнем этапе исторического развития примирить мораль и нравственность невозможно, но это не означает, что дело — швах. Поскольку государство эволюционирует, как и всё, есть такая надежда: в отдаленном будущем оно настолько сблизится с человеком, что в нем отпадет нужда и оно само собой перестанет существовать, как то и предвидели многие горячие головы от Энгельса до Махно. Если сойтись на том, что всякое правительство, парламент, судейские, вооруженные силы, пробирная палата и масса чиновников на местах кормятся только тем, что на каждую тысячу мирного населения приходится один изобретатель вечного двигателя, два жулика и четыре клинических идиота, то станет ясно, что государство обречено. Ведь со временем всесильная эволюция непременно подведет всех под какой-то общий знаменатель и люди сольются в образе безвредного мещанина, разве что с дурными наклонностями, который будет враг одному себе. Тогда-то государство и начнет постепенно усыхать до сети сумасшедших домов и кружков по интересам, поскольку уголовный кодекс имеет такое же отношение к добродетельному обормоту, как и зачатки атмосферы на планете № 144 в галактике Магеллановы Облака. То есть это еще бабушка надвое сказала, коллектив ли возвысится до человека или человек опростится по коллективному образцу, скорее всего человек опростится по коллективному образцу, если принять в расчет всё возрастающий интерес к физиологической музыке, медицинским справочникам и подноготному значению тринадцатого числа.