Дурное влияние

Она не может двинуться. Я выгибаюсь всем телом и едва не стягиваю с нее пальто. А затем поворачиваю голову и вижу Олли и Карла. Должно быть, они услышали мои крики, поскольку оба стоят, уставившись прямо на нас, и до меня вдруг доходит, как я сейчас выгляжу: орущий ребенок тянет мамочку за рукав и устраивает спектакль на манер пятилетнего сопляка. Унизительнее просто не придумаешь.

Я быстро выпускаю мамин рукав, она дергает плечом, поправляя пальто, и, даже не взглянув на меня, шагает к ним. Я не могу последовать за ней. Я и смотреть-то на все это не могу. Сейчас мне хочется свернуться в клубок и просто раствориться.

Мама уже совсем рядом с ними. Напрочь игнорируя Карла, словно того и не существует, она с ходу набрасывается на Олли. Мне не слышно, о чем она говорит, но и ежу понятно, что слова далеко не ласковые. Одному богу известно, за что она на него накинулась. Это продолжается бесконечно. Олли смотрит на нее как на ненормальную, а затем мама вытягивает руку и громко что-то ему приказывает. Я вижу, как она повторяет одно и то же три раза. В конце концов он кладет пачку сигарет в ее протянутую ладонь. Не убирая руку, она говорит что-то еще, и снова трижды, пока он не отдает и зажигалку. Мама сует сигареты с зажигалкой в сумку, поворачивается к Карлу, что-то говорит ему и уходит прочь с сердитым, но довольным выражением на лице.

Олли с Карлом переводят взгляд на меня, затем снова на маму. Они не смеются. Пока.

Она возвращается ко мне, но я не собираюсь ее ждать. Разворачиваюсь и быстро иду куда глаза глядят, лишь бы подальше от них. Я не бегу. Не хочу, чтобы Карл и Олли видели, как я удираю.

За следующим углом мама догоняет меня и пытается ухватить за локоть.

— Стой.

— ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?

— Бен, подойди ко мне.

— ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?

— Затем, что так нужно.

— Что ты им сказала?

— Я просто сказала, что если он считает, будто я не расскажу его матери о сигаретах, то он глубоко ошибается.

Одна моя половина так и бурлит от злости — ведь мама влезла куда ее не просят и меня подставила, — но другая вздыхает с облегчением: по крайней мере, она не стала кричать, чтобы Карл держался от меня подальше, и не упрекала Олли за то, что он предал меня. Мама знает Олли с трех лет, так что с нее станется.

— И еще я объяснила, к чему приводит курение. Причем самым недвусмысленным образом.

Тут она вдруг останавливается и рывком притягивает меня к себе. И глядит мне прямо в глаза, зрачок в зрачок.

— Ты этим занимался? — спрашивает она. — Ты курил когда-нибудь? Отвечай!

Она на таком взводе, что я почти забываю о своем желании прибить ее.

— Нет.

— Поклянись.

— Да не курил я.

— Поклянись.

— Клянусь. Я не курил.

— Хорошо. Потому что иначе я бы тебя никогда не простила.

— А я никогда не прощу тебя.

Я пытаюсь снова разозлиться, но у меня ничего не выходит. Она победила.

— Он мой друг! Не лезь не в свое дело!

— Я не шучу, Бен. — Голос у мамы очень серьезный. — Иначе ты бы меня по-настоящему расстроил. Другие мальчики могут делать что хотят, но это не значит, что ты должен подражать им. Ты должен оставаться самим собой.

Господи, она ничего не понимает. Не понимает, что натворила, и объяснить это ей невозможно. Не стоит и пытаться. Глупо разговаривать с человеком, который считает, будто я кому-то подражаю.

И хотя мама сверлит меня настойчивым взглядом, я молчу целую вечность, а затем сердито гляжу на нее и спрашиваю:

— Что ты сказала Карлу? Под конец?

— Что он мерзко поступил с Рейчел. И что ему должно быть стыдно.

— А как он поступил с Рейчел?

Я хочу услышать мамину версию. И насколько она стыкуется с версией Донни.

— Тебя это не касается.

— И все-таки?

— Я повторяю: тебя это не касается.

— Нет, скажи.

Но мама уже идет прочь.

Разумеется, теперь нам не до покупок. Мы, конечно, еще изображаем интерес, таскаясь по магазинам, но получается плохо, как-то фальшиво. Вероятно, это самая короткая из всех наших поездок в «Брент-Кросс».

Когда мы выруливаем со стоянки, красный «мерседес» все еще там.

Куст на школьном дворе

Всю дорогу домой я молчу. Глазею в окошко и думаю. Мама тоже молчит — сообразила, что я на нее злюсь.

Мой план отбить Олли у Карла рухнул, не успев стартовать. Я должен был предвидеть, что он не сработает. Знаков хватало. И самый явный из них — одежда. Всего через пару недель после начала учебного года все вдруг начали поносить «трубы» как какую-нибудь заразу. Мне всегда казалось, что Олли подобные разговоры по барабану, но в один прекрасный день его брюки изменяются без всякого предупреждения, и теперь он не вылезает из «бананов». От старых «труб» не осталось и следа. Точно так же он выкинул свою «парку», сменив ее на новую кожанку. Для школы это вообще что-то с чем-то, но в хорошем смысле слова.

Нечто подобное я видел еще лишь на одном человеке. И должен был сразу понять, что тут к чему. Но не брал в голову, пока не увидел собственными глазами — там, у фонтана, в «Брент-Кросс», вместе, рядом, оба в кожаных куртках.