Дурное влияние

Но я лишь мямлю «спасибо» и поскорее прячу конверт в парту.

Вообще-то сейчас время переклички, но миссис Диксон запаздывает, поэтому все слоняются без дела. Бо́льшая часть ребят носится за Мартином, у которого в руках мяч, и пасует он исключительно Скотту, а девчонки разбились на мелкие группки и сплетничают. Самый большой кружок сплетниц возле парты Верити. Олли до сих пор нет. За последнее время он уже несколько раз пропускал занятия. Потом, правда, обязательно приносил записки от родителей, но я уверен, что Олли прогуливает. У его мамы есть печатная машинка.

Я наблюдаю, как Блоб вручает второй конверт Квоку, тот улыбается, кивает и кладет приглашение в парту. Блоб жестами пытается дать понять, чтобы Квок открыл конверт прямо сейчас, но тот ни черта не просекает и стоит себе столбом, улыбаясь и кивая как китайский болванчик, словно ждет, когда Блоб от него отстанет.

Затем Блоб обходит парту и протягивает конверт Джеймсу — это тот, что вечно исчушканный и от которого воняет мочой. Джеймс сидит рядом с Квоком, прямо перед нами. Джеймс берет конверт и спрашивает, причем так громко, что все моментально замолкают и поворачиваются в его сторону:

— ЭЭЭЭЭЭЭЭ… А ЧЕГО ТАМ?

Блоб напрягается. Теперь все смотрят на него, даже Мартин со Скоттом.

— Приглашение, — бормочет он едва слышно.

— КУДА?

Блоб не отвечает целую вечность и в конце концов просто пытается вырвать конверт у Джеймса, но Джеймса не проведешь. Он резко выбрасывает руку вверх, а затем запрыгивает на стул, чтобы Блоб не смог до него дотянуться.

На глазах у всех Джеймс вскрывает конверт и зачитывает в полный голос:

— ПРИГЛАШАЮ ТЕБЯ НА МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ В ВОСКРЕСЕНЬЕ. ГЛЕНВУД-КЛОУЗ, 8. С 15 ДО 18. ИГРЫ! КЛОУНЫ! ПРЫЖКИ НА БАТУТЕ!

— КЛОУНЫ? — переспрашивает Скотт.

— Как же ты собираешься прыгать на батуте? — вставляет Мартин. — Ты ж не отскочишь, жиртрест, — размажешься.

Все хохочут, даже девчонки.

— А Я?! Я ТОЖЕ ХОЧУ! — заливается Скотт.

— Можешь взять мое. — Джеймс кидает ему приглашение.

Бросок не очень удачный, и Блоб торопится к упавшему конверту, но Скотт его опережает. Он швыряет конверт Мартину, и Блоб носится кругами по классу как полоумный, пытаясь отнять приглашение, пока не сталкивается в дверях с миссис Диксон, которая тут же на него набрасывается. И пока та бушует, Мартин, глядя на Блоба, демонстративно рвет приглашение на мелкие клочки и высыпает на его стул.

Все издеваются над Блобом потому, что боятся его. Не в том смысле, что он может сделать больно или еще чего. Его боятся, как боятся заразной болезни. Как прокаженного. Или изгоя. Как человека, к которому нельзя подходить слишком близко, иначе подхватишь заразу. Я подошел слишком близко.

И представить никогда не мог, что такое возможно. У меня всегда была куча друзей. Таких же, как и я сам. Но на задах класса, рядом с Блобом, я чувствую, как постепенно от меня ускользает все. С той самой минуты, как я потерял Олли, похоже, я потерял и всех остальных.

Как бы гадко и жестоко я ни обращался с Блобом, как бы ни лез из кожи вон, силясь доказать всем, что никакие мы с ним не друзья, я все равно чувствую, как меняется отношение ко мне в классе, и чем упорнее я пытаюсь вернуть все обратно, тем хуже они ко мне относятся.

На переменах меня все позже выбирают в футбольную команду. А когда Блоб подходит и спрашивает, можно ли ему тоже поиграть, чего он раньше никогда не делал, то я точно знаю: поступает он так именно из-за меня. Поскольку думает, что я вступлюсь за него. Прежде мне было плевать. То есть я, конечно, возражал, чтобы он играл в моей команде, но в другой команде — на здоровье. Однако теперь меня настолько выводит из себя одна лишь мысль о том, что он считает себя моим другом и позволяет себе демонстрировать это перед другими ребятами, что я тут же начинаю орать на него — мол, он слишком жирный для футбола, а затем даже даю пинка по его толстому, отвислому заду. И Блоб ударяется в рев, но я никак не могу остановиться.

А когда поворачиваюсь к остальным, уверенный, что все смеются, то обнаруживаю, что смеяться никто и не думает. Наоборот, все стоят и таращатся на меня, точно я шизанутый. Тут-то я и понимаю, что сделал только хуже.

На следующий день Блоб сообщает, что день рожденья отменяется.

Я всегда считал, что ты там, где ты есть. Считал, что все всегда остается на своих местах. Что все неизменно. Теперь я знаю, что это не так. Мир — очень скользкая штука. Достаточно пошатнуться чему-то одному, и все может полететь в тартарары. Те, кого ты знал много-много лет, могут переменить свое мнение о тебе без всякого предупреждения, причем сразу всем скопом. Стоит тебе дотронуться до изгоя, как ты тут же сам становишься изгоем и все остальные от тебя мигом отворачиваются. Это все равно что упасть с края света.

Даже мама что-то замечает и начинает доставать меня вопросами: мол, почему я как-то странно себя веду, почему сижу дома, почему не гуляю и почему я перестал видеться с Олли.

— Это потому, что он курит? — спрашивает она.

— Я ВИЖУСЬ С НИМ, — отвечаю я. — МЫ ВИДИМСЯ В ШКОЛЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ. ОН МОЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ.