Дурной ген

— Да, пожалуйста, — проговорила Лори. Глядя, как Арья, не попрощавшись, идет к дверям, в точности как утром, она окликнула стажерку, заставив остановиться: — Простите, доктор Николс. Спасибо, что держите в курсе ваших успехов. Они обнадеживают, но я хочу упомянуть кое-что еще. Мне сообщили, что вы не приходите в семь тридцать, как вам было велено в начале практики. Мне бы хотелось, чтобы до конца месяца вы не опаздывали. И в будущем я бы предпочла, чтобы вы давали о себе знать, прежде чем входите в мой кабинет.

Арья не ответила, но ее улыбка пропала. А мгновение спустя исчезла и она сама.

Глава 26 10 мая, 3:05

Все упиралось во время, которое нужно было очень точно рассчитать. Он весь день размышлял над этой проблемой и в конце концов решил, что лучше всего совершить задуманное ночью, между тремя и четырьмя часами, когда ночная смена отправляется перекусить и на отделении остается где-то половина от всех госпиталистов[9], медсестер, их помощников и санитаров.

Он встал с кресла, где последние несколько часов безуспешно пытался читать с планшета, но вместо этого смотрел бессмысленные ролики на «Ютьюбе», и подошел к зеркалу, которое висело с внутренней стороны двери его кабинета. Стоило подняться на ноги, как уровень адреналина в крови подскочил, и пока он пытался надеть перед зеркалом темный парик, руки ходили ходуном.

— Соберись давай, — скомандовал себе мужчина, закрыл глаза, позволив рукам ненадолго упасть вдоль туловища, а потом сделал несколько глубоких вдохов. Всего несколько секунд, и ему стало легче. Если уж он собрался провернуть это дело (а куда деваться, раз выбора нет), важно держать нервы в узде и помнить, что все спланировано от начала до конца. Идея сработает, и сработает отлично. Он вспомнил, как в детстве мать говорила ему, что врать нельзя, поскольку одна ложь неизбежно порождает следующую. Жаль, никто не сказал, что то же самое происходит и с убийствами, но, с другой стороны, мог бы и сам догадаться. Приходилось учитывать любые варианты развития событий, даже самые неожиданные. Он почти не сомневался, что Кера не назвала Мэдисон его имени, но рисковать было нельзя, особенно теперь, когда эта женщина умудрилась как-то остаться в живых, свалившись под поезд. Вот уж чего он и предположить не мог!

Справившись с дрожью в руках, он снова принялся натягивать парик из настоящих человеческих волос, выкрашенных в черный цвет. Они были средней длины и полностью скрывали его бакенбарды. Водрузив парик на надлежащее место, он прошелся по нему расческой с редкими зубьями, а закончив, посмотрелся в зеркало и остался доволен. Казалось бы, это всего лишь волосы, но они сильно изменили его облик. Он стал совсем другим и решил, что так мог бы выглядеть дирижер симфонического оркестра. Однако он еще не закончил, и следующим этапом маскировки стали очки в тяжелой черной оправе а-ля Вуди Аллен.

Он надел их и поразился: теперь он и сам едва мог узнать себя. Последней частью образа стал длинный белый халат. Ему хотелось выглядеть как хирург, и это удалось, когда он сунул в нагрудный карман несколько зажимов, ножницы для бинта, пару авторучек и тоненький фонарик. Завершающим штрихом стал стетоскоп, небрежно наброшенный на шею. Мужчина отошел на несколько шагов и окинул взглядом свое отражение. Безупречно.

Проходя мимо стола, он взял заранее наполненный шпиц на десять кубиков, добытый еще с вечера, это оказалось нетрудно: шприцы можно взять в сотне мест. Немного сложнее было с содержимым, раствором хлорида калия для внутривенного вливания — идеальным средством для убийства, который действует быстро и наверняка, но практически не определяется. Разжиться им за такое короткое время было не так просто, но вполне возможно. Препарат нашелся в загашнике процедурной отделения неотложной помощи вместе с запасами физраствора и других жидкостей для внутривенных вливаний, даже не под замком, в отличие от наркотических средств.

В полной боевой готовности он покинул свой кабинет и спустился по лестнице, чтобы избежать маловероятной встречи в лифте с кем-нибудь из коллег, пусть даже и не сомневался, что стал неузнаваем. Выйдя из здания, он устремился по Первой авеню в южном направлении. Темп пришлось взять бодрый, потому что температура упала и была теперь в районе десяти-двенадцати градусов.

В этот глухой предутренний час у главного входа в больницу Бельвью почти никого не оказалось. Мужчина толкнул вращающуюся дверь, миновал вестибюль, где была лишь горстка людей. За стойкой информации торчало несколько охранников в форме, они вели оживленный разговор, как ему показалось, в основном про «Янки» или «Нью-Йорк Мете», поскольку жалобы на «Нью-Йорк Никс» наконец прекратились.