Дурной глаз

– Ухух, – тяжело выдохнул Серёга и разжал пальцы. Нож, брякнув, улетел под сиденье.

Часто моргая, Серёга посмотрел назад: как там доча, отчего затихла? Ника сидела, поджав колени к груди, раскачивалась, будто голова китайского болванчика, и сосала большой палец.

– Ника, ты опять за старое? – сурово спросил Серёга. – Выплюнь палец! Он грязный. Кака!

«Ва-ва», – вспомнил Cерёга Леркино дурное кваканье. Он с нажимом провёл по раскрасневшемуся лицу пятернёй и отдёрнул руку – та была вся в бензине. Глаза защипало сильнее.

Неважно, с этим разберёмся после, сказал голос в его голове. Урок ещё не закончен.

Он выбрался из «Рено», обогнул авто широким солдатским шагом и распахнул переднюю дверцу пассажира.

– Станция конечная!

Лерка скорчилась в кресле в позе эмбриона, осторожно ощупывая голову кончиками пальцев и поскуливая от каждого касания. Серёга без церемоний навалился на неё, отстегнул ремень – Лерка затрепыхалась – сграбастал и выволок из машины. Лерка беззвучно открывала и закрывала залепленный волосами рот. Серёга швырнул её на обочину, понюхал рукав и скривился – теперь и от него разило бензином. На его боках проступили огромные пятна пота.

– Вот! – сказал Серёга грозно, назидательно и туманно. Он всё никак не мог отдышаться. Даже воздух снаружи смердел бензином. Словно всё превратилось в бензин.

Клацнула задняя дверь, и Ника, выскочив из машины, ринулась, хныча, к матери.

– Ника, поехали, – погудел Серёга. Голова раскалывалась. Ника не отреагировала, хлопоча вокруг своей грязнули мамки, то обнимая, то целуя её. – Ника, фу! Отойди! Мама вонючая.

Ноль внимания.

– Как хочешь, – посулил он и потёр виски. Лерка таскала в сумочке всякие таблетки, может, и от головы что отыщется. Он неуклюже сунулся в машину, поискал, нашёл сумочку на полу, куда она закатилась во время воспитательных процедур, и вытряхнул её содержимое на сиденье. Ох, что за хлам! Какие-то пудреницы, заколки, салфетки, расчёска с волосами, ушная палочка – использованная, тьфу! – и лекарства, названия которых ничего ему не говорили. Они звучали как заклинания, которыми призывают Сатану: «Дерелекс», «Конопотен», «Бензодин»… «Бензодин»? Серёга никогда о таком не слышал.

– У тебя есть что от головы? – обратился он к жене, которая раскорячилась на четвереньках в попытке подняться и подметала обочину космами. Плачущая Ника обнимала её за тяжёлую, как у буйволицы, голову.

Не дождавшись ответа, он ладонью смахнул с сиденья на дорогу женин мусор и подошёл к багажнику. Там, в прохладе, притаились две пивные сестрёнки-двухлитровки. Серёга достал одну баклажку. Та была прохладной, и он с китовым стоном наслаждения приложил её к разгорячённому лбу. Пиво внутри зазывно булькнуло. Серёга отвинтил крышку и глотнул.

В следующий миг он уже плевался, харкался, кашлял и матерился. Отброшенная баклажка лениво катилась к обочине. Из неё вытекал бензин.

– У-у, – провыл Серёга. – О-о!

Он сорвал пробку со второй баклажки, потянул носом и сморщился. Размахнулся и шмякнул бутылку оземь. Бензин выплеснулся и засрал ему брюки до колен.

Здесь-то он и понял, что пора заканчивать. Он плюхнулся за руль, снял ручник и дал по газам. Пассажирские двери справа захлопнулись от движения. В зеркале заднего вида замаячила жена. Лерка бежала, спотыкаясь, за «лошадкой» по пустынной дороге, мокрые волосы облепляли лицо, как водоросли – ожившее огородное пугало, которое мотает на сильном ветру.

– Будешь знать, как перечить! – сипло выкрикнул Серёга в провонявшем бензином салоне. Жена отстала, но не прекращала бег. За ней семенила Ника.

Ничего. Это послужит им хорошим уроком. Тут до города километров пять осталось, через часок дойдут.

И Серёга, который сам рассчитывал оказаться в Студёновске минут через десять, разогнался до привычных ста десяти. Лерка в зеркальце заднего вида уменьшилась до размеров куклы, оставленной Никой на сиденье, но не скрылась из виду окончательно. Серёге показалось немного странным, что она не отставала, сколько он ни гнал по этой одинаковой, как череда закольцованных кадров, дороге.

А кстати, сколько он ехал?

Часы на разбитой панели показывали 88:88 – четыре знака бесконечности, поставленные вертикально. Серёга достал верную кнопочную мобилку и убедился, что та разряжена, хотя в парке заряда было на две трети. Телефон полетел туда же, куда прежде – швейцарский нож.

Серёга ехал и ехал, ехал и ехал, задыхаясь от паров бензина, который, похоже, проник под кожу, в вены, сердце и мозг, а Лерка бежала и бежала за «лошадкой», отражаясь в зеркале заднего вида, далеко, но не отставая.

Спустя богу известно, сколько времени Серёга перестал обращать на неё внимание.

Он думал о том, как не опоздать на «Вечерний вечер с Владимиром Соловьёвым», узнать последние новости про Украину, Сирию и русофобские козни пиндосов. Вот что его по-настоящему заботило.

«Пять минут, – повторял Серёга про себя каждый раз, когда, как ему казалось, проходило пять минут. – Пять минут, и я на месте».

И он никогда не был так уверен в своей правоте, как сейчас.