Дурной расклад

Хлопнула дверь. Алексей сглотнул. Люди с минуту разглядывали его, затем стали раздеваться. Скидывали с себя пиджаки, рубашки, майки, галстуки, оставаясь голыми по пояс. Снимали с запястий часы, с пальцев кольца. Даже женщины снимали блузки, бижутерию и прочую мелочь. Двигались медленно, как под гипнозом. У всех этих людей на левой ключице были выбиты одинаковые татуировки: иссиня-черные мантикоры.

А потом в выражении их лиц проступило что-то новое, звериное. В руках заблестели ножи.

Из группы выступил рослый мужчина с крючковатым носом. Очевидно, лидер. Он оглядел присутствующих, безумно сверкнул глазами:

— Bon appétit!

Толпа молча кинулась к Алексею.

И он был готов. Каждый день он ждал этого.

В предчувствии адской боли риппер раскусил зубную капсулу с редким ядом, безвкусным, быстро пропитывающим плоть и действующим постепенно. Жрите, подумал он. Медленной вам, мучительной смерти.

Это будет моя последняя жатва.

Реанимация

Андрей нажал на кнопку.

— Пишем?

— Теперь да, — он взглянул на собеседника. Это был сухопарый мужчина, разменявший пятый десяток лет. Типичный интеллигент: прическа ежиком, лицо бороздят глубокие вертикальные морщины, на носу очки с затемненными стеклами. — Итак, Василий Дмитриевич, расскажите, пожалуйста, в чем заключается ваше изобретение?

Василий Дмитриевич неловко заерзал в кресле. Держался он подчеркнуто вежливо.

— Ну… гм. А вы потом будете редактировать?

— Да, уберу все лишнее.

Собеседник кивнул, похоже, его это успокоило.

— Ладно. В общем, после долгих лет исследований нам удалось изобрести… э-э, создать вещество, которое способно сохранять человеку жизнь при наступлении клинической смерти.

— Так, — Андрей черкнул в блокноте. — И что происходит с пациентами?

— Человек может находиться в пограничном состоянии часы, даже дни… Погодите.

Директор НИИ ослабил удавку галстука, отхлебнул чая из кружки. Побарабанил пальцами по крышке стола.

— Как вам известно, специфика работы нашего института заключается в том, что мы оказываем неотложную медицинскую помощь в тяжелых случаях. Это травмы, полученные в катастрофах, в боестолкновениях, ну и так далее. Помните взрывы в метро?

— Конечно.

— Ну вот. Пострадавших привозили в том числе к нам. Самых тяжелых. С обильными кровопотерями. С разорванными внутренними органами. И прочее в том же духе. Понимаете? В таком состоянии человек долго не протянет, если ему не оказать оперативную помощь. Поэтому в практике часты случаи… летальных исходов.

— Понятно.

— Ну да. Люди умирают, несмотря на наши усилия. Мы же все-таки не волшебники. Хотя очень стараемся.

— Само собой.

— Я постараюсь доступным языком, без терминов. Штука в том, что смерть человека — это определенный процесс. Мы думаем, что смерть наступает быстро: оп и все. А на самом деле она тянется какое-то время. Есть различные стадии смерти. И вот одна из них как раз называется клинической.

— А кома? — встрепенулся Андрей.

Врач усмехнулся:

— Это немножко другое. Но оба явления связаны.

— Ага, — Андрей снова углубился в блокнот.

— При коме человек теряет сознание и утрачивает внешние признаки жизни. Хотя продолжает жить. А при клинической смерти организм прекращает работать. Полностью. То есть останавливается, но некоторые органы работают по остаточному принципу. Это как двигатель, в котором выключили зажигание. Ротор продолжает вращаться какое-то время по инерции. Понимаете?

— Да.

— Кома — один из признаков клинической смерти. Но если человек впадает в кому, это вовсе не значит, что он умирает.

— Ясно.

— Этого достаточно?

— Хотелось бы больше подробностей, — улыбнулся Андрей. — Такое открытие…

— Да-да, конечно. Не каждый день приходится общаться с журналистами.

— Ну, так и что происходит с человеком во время клинической смерти?

Вскоре медик настроился на беседу и заговорил уверенным тоном про снижение давления, угасание пульса и остановку сердца. Андрей делал вид, что усердно записывает, хотя на самом деле прикидывал, сколько у него есть в запасе, прежде чем сюда набегут коллеги по цеху. Из закрытых каналов информация вот-вот попадет в открытый доступ. А к этому моменту нужно дать готовый материал.

Через некоторое время он уточнил:

— Значит, три минуты?

— Максимум шесть. Затем кора головного мозга умирает. — Василий Дмитриевич помолчал. — Но есть прецеденты. Полчаса, или даже час. Это зависит от различных факторов.

Он допил чай одним долгим глотком. Андрей пытался сосредоточиться на теме разговора, но его постоянно отвлекал слабый, чуть резковатый запах. Да, пахло больницей, но к обычным ароматам примешивался флер чего-то противно сладкого. Похожего на ацетон. Или кошачью мочу.

— Опишите, пожалуйста, ваш первый успех.

— Тогда, — медик застенчиво улыбнулся, — нам, можно сказать, повезло. Как раз получили экспериментальную партию «Амброзии-303», мы хотели поработать на безнадежных больных, ну, отказники, знаете, как их обычно называют…

— «Овощи».