Дурной сон (ЛП)

Что-то в ней вызвало во мне отклик, как тогда, так и сейчас. Мысль о том, что при тщательной самоотдаче можно открыть свое истинное «я» даже после многих лет жестокого износа.

Это давало мне надежду.

Затем появилась более широкая привлекательность, более прагматичная тяга к изучению бизнеса с акцентом на устойчивое развитие и науку об окружающей среде. Я часами путешествовала с папой по техасской сельской местности, узнавая все об истории семьи как нефтегазового конгломерата, а также о его растущем желании что-то изменить. На протяжении всей моей жизни невозможно было игнорировать катастрофическое воздействие глобального потепления, даже в нефтяном штате, который пытался его игнорировать. Пожар на химическом заводе в Кросби, нехарактерные для зимы две тысячи двадцатого года морозы, оставившие тысячи людей без еды и воды, разрыв трубопровода в Мексиканском заливе, вызвавший масштабный пожар в океане, который пресса назвала «Огненным глазом», потому что он выглядел таким же адским, как глаз Саурона из «Властелина колец».

Эти события повлияли на меня, потому что они повлияли на моего отца, и я боготворила его с самого первого момента, когда смогла размышлять.

Я организовывала инициативы по переработке отходов в своей средней школе, протестовала против строительства трубопровода в лагере «Две реки» и многое другое, а также выиграла научную ярмарку штата за свой исследовательский проект по выбросам углекислого газа на животноводческих фермах.

Сделать мир «зеленым» стало миссией отца в конце его жизни.

И так же она стала моей собственной.

Вместе у меня были две дико разные мечты, и мне было все равно, где я могу оказаться между ними, потому что знала, что никогда не останусь без страсти ни к одной из них. Все, что я знала наверняка, — это то, что не желала отказываться от возможности продолжить обучение в Нью-Йоркском университете, если мне повезет поступить и получить полную стипендию.

Не ради Аиды.

Может быть, даже не ради Брэндо.

Хоть раз в жизни я хотела чего-то для себя.

Так что да, мне было интересно, что Аида будет делать без меня, потому что это время приближалось, подозревала она об этом или нет.

— С тобой все будет хорошо, — заверила я ее, поглаживая облако мягких бледных волос. — У тебя все было хорошо до моего рождения.

— У меня был твой отец.

Я слегка поморщилась, потому что это было правдой. Аида не была женщиной, которая хорошо или с удовольствием заботилась о себе.

— Вот почему я так благодарна, что нашла Тирнана, — сказала она в своей обычной задумчивой манере. — Он хочет перевезти нас в Нью-Йорк.

— Нью-Йорк! — Я отпрянула от матери в шоке, мой рот стал круглым, как пулевое отверстие прямо в моем черепе. — Мам, ты не можешь быть серьезной. Ты даже не любишь этого парня.

Она нахмурилась на меня, затем разгладила пальцем складку между бровями, потому что беспокоилась о морщинах.

— Не надо «мамкать», голубка. Конечно, я серьезно. У него есть деньги. Много денег. И он хорошо ко мне относится. Я знаю, что он тебе не нравится, потому что ты думаешь, что он угрожает памяти твоего отца. — Аида сделала паузу, чтобы издать многострадальный вздох. — Но он хочет, чтобы мы были семьей.

— Он хочет, чтобы ты лежала в его постели, а мы с Брэндо были заперты с глаз долой на каком-нибудь чердаке, — возразила я, содрогаясь от этой мысли.

— У тебя всегда было глупое воображение.

— Если я глупая, то это у меня от тебя, — огрызнулась я, а потом увидела, как широкие голубые глаза Аиды наполнились слезами.

Я вздохнула, когда она отодвинулась от меня, срывая простыни со своей кровати резкими движениями, прерываемыми всхлипыванием.

— Мне жаль, — сказала я, потому что так оно и было. Я уже давно поняла, что в наших отношениях я была более взрослой. Это было частью ее очарования; она была по-детски удивительной и милой, хотела угодить и жаждала ласки и внимания. Она никогда не желала мне зла, и поэтому мне казалось нелепым злиться на нее.

Моя мать не могла изменить свою природу.

Мой отец не смог изменить, хотя и пытался.

Можно сказать, что люди не способны меняться, и я могла с этим жить, даже если это не всегда было идеально.

Я подошла к маме сзади, когда она наклонилась, чтобы заправить один конец свежей простыни под матрас, и обнял ее.

— Я люблю тебя, — пробормотала я, прижимаясь к ее покрытой шелком спине. — Я бы хотела, чтобы ты знала, какая ты прекрасная и способная. Тебе не нужен мужчина, чтобы помочь позаботиться о тебе, о нас. — Я сделала паузу, пожевав нижнюю губу. — Разве я недостаточно хорошо справляюсь с этим?

Она выпрямилась, еще крепче прижимая мои руки к своему животу, чтобы она могла обнять их.

— Ты замечательная дочь. Но ты не можешь обеспечить нам безопасность так, как это может сделать мужчина. Ты не сможешь сделать нас богатыми и обеспеченными так, как это может сделать мужчина, милая. Это так просто.

— Сейчас уже не тысяча девятьсот пятидесятые годы, — ворчала я, хотя знала, что переубедить ее невозможно. — Я могу сделать нас богатыми.